Архитектура сюжета - [23]
● «Игра Эндера». Поступив в армию Саламандр под командованием Бонзо, Эндер пытается удержаться на плаву в Боевой школе. Проходя боевую подготовку в условиях невесомости, он учится сражаться и побеждать. Он находит друзей, обзаводится врагами и дает ход событиям, которые в итоге приведут к противостоянию между ним и Бонзо. Все его действия в первой половине второго акта – это его реакция на пребывание в Боевой школе вообще и в армии Саламандр в частности.
● «Хозяин морей: На краю земли». Все действия капитана Джека Обри и его команды в первой половине второго акта – это реакция на второе появление «Ахерона». Повернув ситуацию в свою пользу, Джек все же теряет вражеский корабль из виду после трагического случая на мысе Горн и вынужден разрабатывать новые планы и учиться по-новому командовать экипажем, пока они не достигнут Галапагосских островов – и середины истории.
Основные выводы
А теперь, получив четкое представление о том, что должно произойти в течение первой половины второго акта, и выяснив, каким образом авторы первоклассных произведений заставляют работать эту часть истории, подумаем о том, что мы можем почерпнуть для своих собственных книг.
1. Персонажи должны своевременно и эффективно реагировать на события первого поворотного пункта.
2. Поскольку жизнь и планы персонажей перевернулись с ног на голову (или в значительной мере поменялись), они должны найти новые способы взаимодействия с миром в целом и с основной противодействующей силой в частности.
3. Реакции персонажей должны быть глубокими и достаточно разнообразными, чтобы составить целую четверть истории.
4. Реакции персонажей должны быть похожи на цепочки домино, обеспечивающие развитие сюжета и глубокие взаимосвязи сцен, побочных сюжетных линий и тем.
5. Зачастую именно в этой части истории персонаж приобретает навыки и инструменты, необходимые для финальной битвы в третьем акте.
6. Ближе к концу первой половины второго акта протагонист подвергнется давлению (при личной встрече – либо издалека, не подозревая об этом) со стороны антагониста. Это давление может быть оказано по-разному, при этом его основная функция – открыть читателю глаза на то, насколько силен антагонист.
Первая половина второго акта – то место, где глубже раскрывается характер персонажа и появляются предвестники важных событий. Даже в боевиках с динамичным развитием сюжета это будет самая медленно текущая и вдумчивая часть истории, в ней вы закладываете фундамент, который будет служить опорой вашим героям во время кульминации.
Центральный переломный пункт
В середине второго акта происходит нечто удивительное – опять все меняется. Легендарный режиссер Сэм Пекинпа рассказывал о том, как каждый раз ищет «ключевой элемент», на который можно «подвесить»[33] всю историю. Этим ключевым элементом является вторая основная сюжетная точка – центральный переломный пункт, который делит надвое второй акт.
Центральный переломный пункт – то, что не дает второму акту затянуться. Он венчает ответные действия героев в первой половине книги и запускает цепочку активных действий, которая подведет героев к третьему акту. Во многих отношениях центральный переломный пункт представляет собой второе провоцирующее событие. Как и первое провоцирующее событие, центральный переломный пункт непосредственно влияет на сюжет. Он изменяет парадигму истории и требует от героев конкретных действий, ведущих к переменам. Самое большое отличие заключается в том, что отклик героя на это событие – уже не просто реакция. В этой точке герой берет на себя ответственность за ход событий и вступает в противодействие с противоборствующей силой.
Центральный переломный пункт можно представить себе как место поворота в цепочке домино. Когда цепочка реакций первой половины второго акта достигает костяшки домино, стоящей в этом поворотном пункте, начинают падать костяшки совершенно новой линии. Это очень важный момент в истории, одна из значимых сцен. Он должен логически продолжать предыдущие сцены, представляя собой при этом что-то совершенно новое и разительно отличающееся от всего, что происходило раньше.
Центральным переломным пунктом может стать захват главных героев, как в романе Джима Батчера «Фурии Кальдерона» (Furies of Calderon). Им может стать битва, как в фильме «Великолепная семерка» (The Magnificent Seven) Джона Стерджеса. Или смерть важного персонажа, как в романе Перл Бак «Потомок дракона» (Dragon Seed). И даже чуть менее радикальное событие, например спасение главного героя, затерявшегося в горах во время бури, как в романе Кристен Хейцманн «Неразделимые» (Indivisible), или смелая речь героя, как в фильме Фреда Скеписи «Коэффициент интеллекта» (I.Q.).
На чем бы вы ни остановили свой выбор, центральный переломный пункт – это еще один момент истории, меняющий поведение персонажей. Он заставляет героев покончить с рефлекторными реакциями. Теперь, если они намерены выжить (в духовном смысле, в физическом или и в том и в другом), они должны не защищаться, а сами идти в атаку. Эта серия действий необязательно представляет собой эффектный штурм вражеской крепости. Иногда герой может, фигурально выражаясь, расправить плечи и сделать первый шаг к тому, чтобы начать борьбу (с чем бы то ни было).
Писательница Кэти Мари (К.М.) Уэйланд известна не только своими популярными романами, но и пособиями по литературному мастерству. Лауреат престижных премий, она прекрасно чувствует динамику текста и знает, как заставить читателя сопереживать героям и следить за развитием сюжета. Свою новую книгу она посвятила теме разработки арок персонажей. Почему именно арка персонажа? Потому что, если ваш герой на протяжении всей истории никак не меняется, не развивается и ничему не учится, а топчется на одном месте, он никому не интересен.
В 1831 году состоялась первая публикация статьи Н. В. Гоголя «Несколько мыслей о преподавании детям географии». Поднятая в ней тема много значила для автора «Мертвых душ» – известно, что он задумывал написать целую книгу о географии России. Подробные географические описания, выдержанные в духе научных трудов первой половины XIX века, встречаются и в художественных произведениях Гоголя. Именно на годы жизни писателя пришлось зарождение географии как науки, причем она подпитывалась идеями немецкого романтизма, а ее методология строилась по образцам художественного пейзажа.
Как наследие русского символизма отразилось в поэтике Мандельштама? Как он сам прописывал и переписывал свои отношения с ним? Как эволюционировало отношение Мандельштама к Александру Блоку? Американский славист Стюарт Голдберг анализирует стихи Мандельштама, их интонацию и прагматику, контексты и интертексты, а также, отталкиваясь от знаменитой концепции Гарольда Блума о страхе влияния, исследует напряженные отношения поэта с символизмом и одним из его мощнейших поэтических голосов — Александром Блоком. Автор уделяет особое внимание процессу преодоления Мандельштамом символистской поэтики, нашедшему выражение в своеобразной игре с амбивалентной иронией.
В книге, посвященной теме взаимоотношений Антона Чехова с евреями, его биография впервые представлена в контексте русско-еврейских культурных связей второй половины XIX — начала ХХ в. Показано, что писатель, как никто другой из классиков русской литературы XIX в., с ранних лет находился в еврейском окружении. При этом его позиция в отношении активного участия евреев в русской культурно-общественной жизни носила сложный, изменчивый характер. Тем не менее, Чехов всегда дистанцировался от любых публичных проявлений ксенофобии, в т. ч.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
«Лишний человек», «луч света в темном царстве», «среда заела», «декабристы разбудили Герцена»… Унылые литературные штампы. Многие из нас оставили знакомство с русской классикой в школьных годах – натянутое, неприятное и прохладное знакомство. Взрослые возвращаются к произведениям школьной программы лишь через много лет. И удивляются, и радуются, и влюбляются в то, что когда-то казалось невыносимой, неимоверной ерундой.Перед вами – история человека, который намного счастливее нас. Американка Элиф Батуман не ходила в русскую школу – она сама взялась за нашу классику и постепенно поняла, что обрела смысл жизни.