Архитектор и монах - [26]

Ангел хранил меня от тяжелой молчаливой неприязни Леона Троцкого и едва скрытой злобы бешеных троцкистов Кукмана и Пановского. Хватило бы одного его намека, чтобы меня потом нашли в пруду под Веной; вон как получилось с Лениным.

Но главное было потом. Когда они все-таки решили со мной расправиться.

– За что? – тут же спросил Дофин.

– Какое-то безумие. Бред сумасшедших. Но по порядку.

По порядку, господин репортер.

Леонтина Ковальская вдруг написала мне письмо – назначила свидание. Мы встретились. Леонтина выглядела, как всегда – в очках и с пучком на затылке, белая кофточка, серая шалька на плечах, черная юбка. Маленькая шляпка с искусственным цветком. Зонтик, сумочка, ботинки. Конторская барышня. Даже не принарядилась. Но так даже лучше. Посидели в кафе, потом погуляли по площади у театра. Потом она попросила проводить ее до дому.

– Поднимемся ко мне, – сказала она, когда мы пришли.

Дом, у которого мы стояли, был большой, вроде бы солидный, но не совсем понятный. Там могли быть буржуазные квартиры в целый этаж, но и студенческие мансарды тоже. Однако я не собирался пить чай в компании ее мамы и папы. Еще меньше мне хотелось оказаться в ее одинокой обители.

– Поднимемся, – повторила она.

Пришлось подняться. На площадке между вторым и третьим этажами она вдруг остановилась.

– Дальше нельзя. У меня хворает мама, а квартира маленькая, хотя я бы с радостью пригласила вас, но, может быть, в другой раз, но другого раза не будет, потому что я теперь, открою вам тайну, теперь я живу с Вацлавом Кукманом, и они вас убьют. Непременно и очень скоро. Они считают, что это вы убили Леона Троцкого. Вы, вы, вы, а не Рамон! Прощайте.

– Это не я! Это ложь! – шепотом закричал я.

Хотя я был поражен, я все же соображал, что мы стоим на лестничной площадке и на нас смотрят двери чужих квартир.

– Господи, как страшно, – шепнула она. – Обнимите меня на прощанье.

Я обнял ее – что было делать: она меня спасала от смерти.

Она прижалась ко мне.

– Глупый, странный, злой человек, – шептала она сквозь слезы. – Зачем ты это сделал, зачем?

– Это ложь! – я с трудом оторвался от нее. – Это Рамон, я тут ни при чем!

– Ты! – сказала она. – Ты нанял Рамона, подлый человек. Если бы я в тебя не была влюблена, я бы сама тебя убила. У меня есть револьвер! Бульдог! – и стала расстегивать свою сумочку.

– Вы сошли с ума, – сказал я и сжал замок ее сумки. Я говорил отчетливо, глядя в ее сияющие безумные глаза. – Вы все с ума посходили. Леона Троцкого убил Рамон Фернандес. Тоже сумасшедший. Полоумный урнинг. Он приревновал его к этому юноше, к Адольфу Гитлеру. Все это безумие и бред. Обдумайте все как следует, и вы все сами поймете. А теперь до свидания.

– Поцелуй меня, – сказала она.

– До свидания, – сказал я и пожал ей руку. – До встречи в следующую среду, товарищ Ковальская… Вы придете на кружок к товарищу Клопферу? Кстати, кто будет читать реферат?

– Сумасшедший! – она захохотала, тыча в меня пальцем.

Повернулась и побежала вверх по лестнице.

Бедлам.

Вена – город безумцев.

Я пошел домой, сторонясь прохожих. Мне казалось, что любой может завизжать, захохотать, вцепиться ногтями мне в щеки.

Спасибо, товарищ Ковальская, за ценные сведения.

Но неужели Кукман и Пановский всерьез считали, что это я нанял Рамона Фернандеса?

Да, у меня были не лучшие отношения с Леоном. Да, мне было обидно, что он переманивает Дофина. У всех были ученики; я хотел иметь своего. Когда мы встретились с Дофином, мне показалось, что вот оно, счастье, – юноша, который будет слушать меня так, как я слушал Ленина. Дофин смотрел на меня во все глаза, ловил каждое мое слово. Но стоило ему увидеть Леона, стоило Леону распустить хвост перед новым молодым социалистом – я мог поставить все свои мечты на полку. Туда, где стоят брошюрки моих старших товарищей. Честно говоря, я не знаю, был ли Леон умней меня. Скромность повелевает тут же сказать – да, да, конечно! Кто он и кто я? Но честность заставляет помолчать и подумать. Главное в другом. У Леона была харизма. Слыхали такое новомодное слово? Для нас, церковников, это слово очень старое, византийское, а вот политики только что про него вспомнили. Харизма – означает благодать. Излучение силы, симпатии, увлечения. У Ленина тоже была харизма. А у меня не было. Не дал Бог.

Но те, кому Бог не дал, они тоже люди. Они умеют любить и ненавидеть не слабее тех, кому Бог дал.

Мне было очень обидно видеть, как у Дофина туманятся глаза и щеки краснеют при виде Леона. Мне было очень обидно чувствовать, что моя квартира перестала быть для Дофина пусть временным, но все-таки домом, а стала чем-то вроде гостиницы. Это стало видно – по всему. Он стал по-другому вешать полотенце на крючок. Раньше он вешал его за петельку, а теперь просто набрасывал сверху, а иногда оставлял мокрое полотенце на табурете. И еще много таких вот мелочей: когда живешь в одной квартире, они сразу чувствуются.

Мне было очень обидно, что все это произошло так быстро – буквально за две недели. Из моего юного друга и будущего ученика Дофин превратился в поклонника Леона Троцкого.

Еще обиднее мне было, что Леону это очень нравилось. Какая-то неутолимая жажда быть вождем, идолом, жажда видеть влюбленные глаза… Харизма, сами понимаете, штука двойственная. С одной стороны, все бегут к обладателю харизмы. С другой стороны, неугомонная харизма заставляет этого, как бы сказать,