Архитектор его величества - [27]

.

Вечером состоялись поминки по Ратибору Борисовичу. Гордята пригласил только старых соратников Георгия Долгорукого. Было всего человек десять — двенадцать, все — знатные бояре, из купеческого сословия не было никого: здесь вообще не принято сажать купцов за один стол с боярами, как это имеет место в Новгороде и Пскове. Да и новгородско-псковские бояре — в основном не благородные люди, а те же купцы, только побогаче. А к переяславскому наместнику даже брат Северин не был приглашен, только я, причем Гордята предварительно осведомился о моей сословной принадлежности и просиял, узнав про родовой баронский титул. На сих поминках пили так, что многие гости не смогли встать из-за стола: такого перепоя я не наблюдал даже во Пскове среди плотников. А пока не перепились, вспоминали войны, которых князь Георгий на своем веку провел немало: уже более сорока лет назад он возглавил поход на булгар и с тех пор почти не прекращал воевать то с булгарами, то с новгородцами, то — чаще всего — с собственными родственниками.

Хвала всемогущему Господу, жизнь моя вроде бы становится все более и более приличествующей моему сану и миссии. Мне выделены покои в тереме Гордяты Ставича, его слуги приветливы и исполнительны, по приезде я сходил в баню — разумеется, не в общую, а в собственную баню сего достойного боярина. Впрочем, как мне объяснили, такого содома, как в новоторжских банях для путешественников, в благонравных городах Суздальского княжества не бывает, и даже если мужчины и женщины парятся вместе, это не сопровождается гнусным развратом.

Мое аббатское облачение в полном порядке, я чисто выбрит, тонзура на голове выстрижена, во время прогулок меня спасают от мороза теплые сапоги на меху, подбитые мехом штаны под сутаною, кафтан поверх сутаны, высокая боярская шапка с аббатской ермолкою под нею, теплые рукавицы и великолепный плащ на меховой подкладке — подарок Гордяты. Брат Северин тоже ни в чем не нуждается, хотя согласно здешним строгим правилам чинопочитания и одет более скромно, и пользуется меньшим уютом. Но для сего славного монаха-молчальника земные блага имеют еще меньшее значение, нежели для меня.

Любезный брат мой во Христе, сие письмо получилось длинным, ибо у меня сейчас появилось немного свободного времени, и я решил его использовать для того, чтобы ты возможно более подробно узнал о моих здешних приключениях. Мороз усиливается, на днях открывается зимник по рекам, и наши славные псковские воины во главе с Климом договорились со своими земляками-купцами и отбывают вместе с ними на родину. Они возьмут с собою сие письмо, дабы отправить из Пскова. Многие тамошние купцы в поисках выгоды пренебрегают опасностями зимнего плавания по Восточному морю и отправляются на больших кораблях в северогерманские города даже зимою, а если зима настолько холодна, что заливы Восточного моря замерзают, то едут на санях сухопутными дорогами. Поэтому я надеюсь, что с Божией помощью мое послание до тебя скоро и благополучно дойдет.

Скоро отправляемся и мы с братом Северином — во Владимир. Наместник сам рад случаю показаться на глаза князю Андрею Георгиевичу и будет нас сопровождать с целым отрядом воинов. Здешние речные пути уже вызывают у меня дрожь при одном упоминании, но мы поедем посуху, и дорога, если это будет угодно Господу, обещает быть легкой, всего четыре — пять дней на санях. К тому же посередине пути у нас будет возможность отдохнуть в городе Георгиеве[46].

Сейчас Гордята Ставич готовит для князя свои отчеты. Я, со своей стороны, тоже решил подготовиться к встрече с Андреем. Как ты помнишь, у меня был с собою готовый чертеж, но он пропал в Новгороде, и сейчас я вычерчиваю эскиз храма, который мог бы предложить для Переяславля, Владимира или любого другого здешнего большого города. Будет это базилика, приблизительно повторяющая крепостную церковь в славном городе Корвее, размером сорок на семьдесят локтей[47]. Огромный собор, подобный вормсскому, здесь вряд ли удастся построить, хотя если князь найдет достаточно средств и опытных мастеровых — справлюсь и с таким. Брат Северин выточит по моему эскизу деревянный макет, дабы лучше представить князю будущий храм. Гордята дал мне пергамент и хороший чертежный инструмент, а Северину — двух толковых помощников-столяров, и мы попробуем успеть до отъезда. Я весьма рад, что благодаря заступничеству Пресвятой Девы Марии наконец-то в тепле и уюте занимаюсь делом, достойным архитектора его величества, а не толкаю закоченевшими руками ладью по волоку.

Да пребудет с тобою благодать Божия, любезный мой архипастырь, пусть дни твои будут полны радости и преуспевания, да хранит тебя всемогущий Господь бесчисленные годы. Аминь.

Искренне твой, вечно любящий тебя и всей душою преданный тебе раб Христов и земляк твой Готлиб-Иоганн

ПИСЬМО ДЕВЯТОЕ

[номер по описи Венской библиотеки: XII-34-5836/В-IX]

ЕГО ВЫСОКОПРЕОСВЯЩЕННОМУ СИЯТЕЛЬСТВУ КОНРАДУ, АРХИЕПИСКОПУ ВОРМССКОМУ, В МИРУ ГРАФУ ФОН ШТАЙНБАХУ, ОТ ГОТЛИБА-ИОГАННА, В МИРУ БАРОНА ФОН РОЗЕНАУ, БОЖИЕЙ МИЛОСТЬЮ НАСТОЯТЕЛЯ АББАТСТВА СВЯТОГО АПОСТОЛА ПАВЛА В ВОРМСЕ