При всей своей наблюдательности помощник капитана «Каристы» не заметил того ужаса, какой вызвало появление Николая Старкоса у одной из пленниц.
То была высокая пожилая женщина, сидевшая в отдаленном углу батистана. Она внезапно поднялась, точно ее толкнула неодолимая сила, сделала несколько шагов, и крик уже готов был сорваться с ее уст... Однако у нее хватило сил сдержаться. Затем, медленно отступив, она закуталась с ног до головы в жалкий плащ и вновь заняла свое место позади группы пленников, стараясь остаться незамеченной. Как видно, ей мало было спрятать лицо, она хотела всю себя скрыть от взглядов Николая Старкоса.
Между тем, не заговаривая с капитаном «Каристы», маклеры не сводили с него глаз. Он же, казалось, вовсе не обращал на них внимания. Прибыл ли он затем, чтобы перебить у них эту партию невольников? Зная о связях Старкоса с пашами и беями берберийских государств, они с полным основанием могли этого опасаться.
Мысль эта вскоре завладела всеми. Между тем аукционист поднялся и громким голосом повторил последнюю надбавку:
- Две тысячи лир!
- Две тысячи пятьсот, - сказал Скопело, который в таких случаях действовал от имени своего капитана.
- Две тысячи пятьсот лир! - возгласил аукционист.
И снова в отдельных группах маклеров, настороженно следивших друг за другом, начались оживленные разговоры.
Прошло четверть часа. После Скопело никто не предложил новой надбавки. Старкос, равнодушный и высокомерный, прохаживался вокруг батистана. Ни у кого не оставалось сомнений, что в конце концов партия останется за ним, даже без серьезной борьбы.
Тем временем маклер из Смирны, предварительно посовещавшись с двумя или тремя из своих собратьев, предложил новую надбавку - до двух тысяч семисот лир.
- Две тысячи семьсот лир, - повторил аукционист.
- Три тысячи!
На сей раз это был голос самого Николая Старкоса.
Что же случилось? Почему он лично вмешался в борьбу? Отчего в его голосе, всегда таком холодном, зазвучало сильное волнение, поразившее даже Скопело? Читатель это вскоре узнает.
Несколькими минутами ранее Старкос, войдя внутрь ограды батистана, прогуливался между группами невольников. Старая женщина, заметив его приближение, еще плотнее закуталась в свой плащ. Он так и не смог ее разглядеть.
Внезапно внимание Старкоса привлекли двое пленников, сидевших в стороне от других. Он остановился, словно ноги его приросли к земле.
Перед ним возле рослого мужчины прямо на земле лежала измученная усталостью девушка.
Заметив Николая Старкоса, мужчина резко выпрямился. Девушка тотчас же открыла глаза. Однако, увидев капитана «Каристы», она отшатнулась.
- Хаджина! - вскричал Старкос.
То была Хаджина Элизундо, которую Ксарис обнял, словно стараясь защитить от опасности.
- Она! - повторил Старкос.
Хаджина высвободилась из объятий Ксариса и взглянула прямо в лицо бывшему клиенту своего отца.
Именно в эту минуту, даже не попытавшись узнать, каким образом наследница банкира Элизундо оказалась в числе невольников на рынке Аркассы, Николай Старкос изменившимся от волнения голосом назвал новую цену в три тысячи лир.
- Три тысячи лир! - повторил аукционист.
Было немногим больше половины пятого. Через
двадцать пять минут прогремит пушечный выстрел, и партия рабов достанется тому, кто заплатит дороже.
Посовещавшись друг с другом, маклеры собирались уже покинуть базар, твердо решив не предлагать более высокой цены. Казалось несомненным, что за отсутствием соперников капитан «Каристы» возьмет верх, как вдруг агент из Смирны вздумал в последний раз вмешаться в борьбу.
- Три тысячи пятьсот лир! - воскликнул он.
- Четыре тысячи! - тут же ответил Николай Старкос.
Скопело, не заметивший Хаджины, не знал, чему приписать столь неумеренный пыл своего господина. С его точки зрения, сумма в четыре тысячи лир уже намного превышала стоимость партии. Он просто недоумевал, что могло побудить Николая Старкоса ринуться в столь безрассудное предприятие.
Между тем за последним возгласом аукциониста наступило долгое молчание. Даже маклер из Смирны, по знаку своих товарищей, вышел из игры. То, что последнее слово останется за Старкосом, которому требовалось всего несколько минут, чтобы закрепить свою победу, более не вызывало сомнений.
Ксарис это понял. Он еще крепче сжал Хаджи ну в своих объятиях. Ее отнимут у него только вместе с жизнью!
В это мгновение в глубокой тишине прозвучал взволнованный голос, крикнувший аукционисту три слова:
- Пять тысяч лир!
Старкос обернулся.
К воротам батистана только что подошла группа моряков. Впереди нее был офицер.
- Анри д’Альбаре! - воскликнул Николай Старкос. - Анри д’Альбаре... Здесь... в Скарпанто!
Чистая случайность привела командира «Сифанты» на рыночную площадь. Он даже не знал, что в тот день - то есть спустя сутки после его прибытия в Скарпанто - в столице острова будет происходить продажа невольников. Он не видел в гавани саколевы и поэтому, встретив в Аркассе Старкоса, был удивлен не меньше своего соперника.
Николай Старкос со своей стороны не знал, что «Сифантой» командует Анри д’Альбаре, хотя ему и было известно, что корвет бросил якорь в Аркассе.
