Архипелаг мореплавателей - [73]

Так было и на этот раз. Маленькие пациенты сменяют один другого. Время летит бешеным темпом. Ужасно жарко и душно. Платье прилипло к спине, и я с завистью думаю о Маргарет, которая работает в фале, открытом холодному бризу. Стены определенно не годятся для такого климата. К трем часам от усталости и жары у меня в глазах начинают кружиться красные птицы, и слова с трудом вылетают из пересохшей гортани. Я прерываю работу и сажусь на пороге школы. Учительница посылает какого-то мальчугана за кокосовыми орехами. Худенький десятилетний мальчик аккуратно затыкает за пояс лавалава, чтобы она не болталась между ногами, берет в зубы огромный нож и с обезьяньим проворством взбирается по стволу пальмы. Он крепко обвивает его щуплыми бедрами, потом обхватывает руками, подтягивает ноги и в мгновение ока оказывается под развесистой кроной. Затем освобождает одну руку, берет ею нож, крепко прижимается к стволу и рубит плодоножку. Банг! — глухо ударяет в землю первый орех. Он рубит вторую. Банг, банг — сыпятся на траву тяжелые шары!

— Лава! (Достаточно!) — кричит учительница, и мальчик молниеносно сползает на землю.

Он смотрит на меня радостным взглядом. Редко можно увидеть испуганное лицо папаланги! Он собирает раскатившиеся по земле орехи и с помощью острого колышка, вбитого в землю, моментально очищает их от наружной оболочки. В руках остаются прохладные влажные шары, пушистые и тяжелые. Теперь достаточно ударить тупой стороной ножа по верхушке, отмеченной тремя темными пятнами, чтобы отскочило плоское дно, обнажив перламутровую внутренность, полную прохладной жидкости.

Я подношу ко рту шероховатую чашу и жадно пью. Нет ничего вкуснее сладковато-терпкого кокосового молока в жаркий самоанский полдень. Когда я отнимаю ото рта пустую скорлупу, мир кажется мне более прекрасным, а цвет травы, цветов и моря уже не дразнит своей яркостью. Я беру другой кокос, слегка трясу его и чувствую, как внутри колышется жидкость. Смотрю на его лохматую скорлупу. Она твердая и в то же время нежная, цвета миндаля. Такого же цвета кожа полинезийцев. Три темных углубления в верхней части ореха напоминают глаза и губы человека.

— Это голова короля Туифити с островов Фиджи, — говорит учительница.

Я слышала эту древнюю легенду. В ней говорится о тех временах, когда граница между миром реальным и сказочным была словно узенький ручеек, который можно перейти с помощью магического заклинания. В легенде говорится о любви королевича, превращенного волшебником в угря, к прекрасной Сине с Самоа, о его страданиях и смерти; о том, как, умирая, он сказал любимой: «Отрежь мою голову и закопай ее у порога своего дома. Из нее вырастет дерево. Его листья принесут тебе прохладу в жаркие дни, его плоды утолят твою жажду. Срывай и пей их, прекрасная Сина, и всякий раз, как ты это будешь делать, будешь целовать меня». Сина выполнила просьбу, и из головы принца выросло дерево с высоким и тонким стволом и листьями, шевелящимися на ветру, как человеческие руки. Так появилась на Самоа первая кокосовая пальма.

Солнце тем временем переместилось за контуры гор на горизонте. Я заканчиваю осмотр и иду в фале для гостей. Маргарет еще работает. Я сажусь в сторонку и наблюдаю за ее быстрыми и ловкими руками. Слипшиеся от пота седые волосы падают на лоб, глаза помутнели от усталости. Я думаю о том, как повезло маленьким самоанцам, что к ним приехала такая женщина, как Маргарет Нив из Новой Зеландии. Это одна из немногих педиатров-общественников, у которых любовь к профессии сочетается с глубокими знаниями. Она обладает неистощимым запасом сил и энергии. Маргарет руководит отделом педиатрии и амбулаторией при больнице в Апиа, организует массовые осмотры детей и кампании по пропаганде медицинских знаний. У нее всегда найдется время для больного и никогда — для себя. Она немолода и не очень здорова, но стойко переносит тяготы дороги при поездках в самые отдаленные деревни и многочасовую работу в адской жаре. И все это без какого-то ни было вознаграждения.

А когда ты станешь мужчиной…

На закате мы прогуливались по дороге, которая протянулась вдоль залива. После жаркого дня установилась долгожданная прохлада. Ветер с моря разносит по деревне розовые дымы костров. В маленьких шалашах на задворках домов молодые мужчины жарят рыбу и таро на ужин. Девушки идут по дороге с полными ведрами воды и перебрасываются шуточками с парнями, обрезающими большими ножами траву на площади. Старики сидят у домов и ждут ужина. Они здороваются с нами. На окраине деревни мы повстречали Тину. Молодая, веселая, она говорит по-английски. Тина хочет показать нам что-то интересное.

— Вы уже видели, как делают татуировку? У нас сегодня в деревне туфунга тататау[46]. Он приехал на несколько дней из Уполу и сейчас находится в фале для гостей.

Мастер отдыхает после многочасовой работы. В соседнем фале лежат на циновках страдающие клиенты. У некоторых еще течет кровь, и они постанывают. Эти парни достигли мужского возраста. Татуировка прибавит им привлекательности в глазах девушек и придаст авторитет в глазах зрелых мужчин. Раньше татуировка была чем-то вроде болезненного испытания на зрелость, Ей добровольно подвергались молодые мужчины в возрасте 18–25 лет. Татуировке здесь не придавали магического значения, как во многих других районах Океании, но относились к ней как к ценному украшению, как к своеобразному искусству.