Архипелаг мореплавателей - [15]

— Что это?

— Фале латити, — пояснил муж, гордясь своими свежеприобретенными знаниями о постройках самоанской деревни. — Это настоящее бельмо в глазу отдела здравоохранения.

— Почему? Это, наверное, какие-нибудь наблюдательные пункты. Они стоят вдоль берега в каждой деревне.

— Ты можешь их увидеть также в любом издании, рекламирующем прелести Самоа. Они встречаются через каждые несколько десятков метров на каждом красивом пляже.

— Чем же они не угодили отделу здравоохранения?

— Прежде всего тем, что они есть. Знаешь, что означает фале латити? Фале, конечно, — дом, а латити… Ничего тебе это название не напоминает?

— Ничего, оно звучит очень приятно и экзотично.

— А если я скажу тебе, что это не что иное, как отхожее место?

— Ну, знаешь!

Домики тотчас перестали мне нравиться. Кошмарные клозеты! Они занимают самые привлекательные места побережья, господствуют на самых красивых пляжах. Самоанский семейный индивидуализм не допускает, чтобы различные семьи пользовались одной и той же уборной. Поэтому каждая аинга строит собственную кабину с собственным мостиком на сваях как раз в том месте, где волны прилива омывают край лагуны.

Не без труда удалось нам найти узкую полосу пляжа, свободную от фале латити. Пальмы здесь доходили До границы песка, и мы улеглись в прохладной тени их Развесистых крон, наблюдая за приливом. Еще минуту назад видны были верхушки рифов. Но вот их покрыла вода, и до самого горизонта поверхность океана стала гладкой. Время шло в приятной дремоте. Я очнулась в тот момент, когда легкий ветерок покрыл мелкой рябью лагуну и зашелестел в листьях пальм над нашими головами.

Трррах! — что-то упало очень близко, и песок брызнул нам на ноги.

— Что это?

На траве лежал крупный кокос. Он весил почти три килограмма. Мы подняли головы и увидели зловеще покачивающиеся большие спелые орехи. Так нам был преподан урок первой заповеди Самоа: никогда не садись под плодоносящей пальмой…

— Давайте заберем вещички и смоемся отсюда. Ветер усиливается, — сказал Збышек, с подозрением глядя на кроны пальм. — Совсем невдалеке я видел скалы, выступающие в море. Там и подождем, пока не спадет вода. Отлив уже начинается.

Действительно, с каждой волной море понемногу отступало, оставляя на мокром песке мелкие ракушки и водоросли. Скалы были тут же, за поворотом дороги. Покрытые водяной пылью, они сверкали в солнечных лучах, как будто покрытые черным лаком. Небольшие крабы, потревоженные нашими шагами, удирали в щели между камнями. Они были одного цвета со скалами, поэтому их поначалу можно было принять за скатившиеся в море черные камешки. Снизу и с боков валуны обросли тысячами моллюсков в темных скорлупках, которые так прочно присосались к скале, что их невозможно было оторвать. По мере того как оседало зеркало воды, между камнями образовывались маленькие озерца, с белым песком на дне. В каждом из них были свои удивительные водоросли и ракушки.

— А это что такое? — воскликнула Магда.

Из-под плоского камня показались оливково-зеленые щупальца. Длинные, тонкие и волосатые, они извивались в мелкой воде.

— Осьминог?

— Нет, осьминог, которого мы видели на рыбном дереве, выглядел иначе.

— Но тогда кто?

— Принесите какую-нибудь толстую палку. Я попробую приподнять камень.

Твердая ветка оказалась слишком хрупкой.

— Здесь нужно использовать рычаг, — сопя сказал раздраженный Збышек. — Посмотрите-ка, это существо забирается все глубже. Может быть, удастся его выгрести.

Мы начали осторожно вытягивать из-под камня скрученные щупальцы. Зацепили палочкой одно гибкое щупальце и слегка подтянули его, как вдруг существо свернулось, сжалось и убралось в свое убежище, оставив нам на память кусочек оторванной конечности. Ампутированный обрубочек какое-то время болезненно корчился, потом упал на песок и замер. Я поняла, что мы имеем дело с так называемой «brittle star», нежной морской звездой с очень длинными и хрупкими щупальцами, которые регенерируют, если их оторвать.

— Давайте поищем. Их здесь должно быть мною.

Действительно, стоило внимательно присмотреться, как мы увидели змеевидные ленты, выступающие почти из-под каждого камня. Некоторые звезды выползли так далеко, что можно было рассмотреть их маленькую шишковатую головку. Нас охватила исследовательская страсть. Вода спала, обнажив песчаные участки дна, усыпанные морскими богатствами. Ежеминутно мы находили что-нибудь ценное, таинственное, то, что еще никогда никто из нас не видел… Алебастровые веточки коралла, покрытые застывшими почками, коралловые мисочки, сотканные из известковых пластинок и уложенные в форме грибницы. Кораллы древесные, губчатые, белые и с красными прожилками… И раковины. Фарфоровые монетки или каури, некогда дававшие прибежище студенистым моллюскам класса Cypraea, пуговки «кошачьих глазок», которыми моллюски закрывают вход в свой домик, и конусообразные раковины с причудливыми пятнами по поверхности.

Кораллы… Мы не могли забрать с собой все, что хотели. Один из них, с круглым углублением, был, например, похож на тарелку. Он не жил в колонии, подобно остальным членам семьи, а одиноко обосновался на песчаном дне, оцарапав Магде ногу. Кто мог знать, что он там лежит?! Индивидуалист. Мы вытащили коралл на берег. Он был тяжелый, скользкий, поросший бесчисленным множеством полипов цвета истлевшей листвы. Потом он долго отмокал в растворе хлора, снова лежал на солнце, брошенный на съедение муравьям, и, наконец, после окончательных косметических операций засверкал своей алебастровой красотой. Этот коралл остался лежать у порога нашего самоанского дома, красивый и окостеневший, обращенный к солнцу и морю. До Польши нас сопровождала его маленькая копия — белый грибок величиной с пепельницу…