Археология детства - [34]

В этом смысле еще более показательным является сакраментальное: “Настоящие мужчины не плачут!”, адресуемое мальчикам. Заметьте, что здесь отсутствует даже апелляция к искусственно завышенному возрасту. Мальчик по определению лишается права на выражение соответствующих чувств едва ли не с пеленок! При взгляде со стороны в глаза бросаются сразу два уровня абсурда, заключенных в этой идиоме. Во-первых, настоящие мужчины как раз плачут именно по причине того, что они настоящие (разумеется, речь идет не об истерике в мужском исполнении). Не плачет Терминатор — как раз в силу своей “ненастоящести”, искусственности в буквальном смысле слова. Во-вторых, маленький мальчик пока еще не является мужчиной по закону природы, и любая попытка искусственно сделать его таковым раньше времени с неизбежностью приводит к утрате настоящего мальчика и появлению ненастоящего, в смысле неполноценного, мужчины.

Такое положение вещей обусловлено тем, что мужчины объективно — и в силу природных особенностей, и в силу специфики социального научения — как правило, по сравнению с женщинами более толерантны к боли как физической, так и душевной. И, следовательно, чтобы довести мужчину до слез, требуются более веские причины. Как метко заметила известный психотерапевт Елена Лопухина: “Одна мужская слезинка стоит тысячи женских слез”. Естественно, что вид плачущего мальчика, как правило, действует на родителей сильнее, чем вид плачущей девочки, и толкает их к еще более деструктивным действиям в стремлении избавиться от собственного дискомфорта. За обращенной к ребенку фразой: “Как тебе не стыдно, настоящие мужчины не плачут!” скрывается подтекст, провоцирующий возникновение на бессознательном уровне не только чувства стыда, но и страха. Страха утраты мужской идентичности или, если использовать психоаналитические термины, страха кастрации*.

Эрик Эриксон выделяет еще одну устойчивую инфантильную эмоцию, формирующуюся у ребенка, не имеющего возможности проявлять свою автономию и исследовать мир. Речь идет о сомнении:

“Сомнение — родной брат стыда. Если стыд зависит от сознания своей прямоты и открытости, то сомнение имеет дело с сознанием того, что ты имеешь лицевую и оборотную стороны (перед и зад), и особенно того, как ты выглядишь со спины, то есть за пределами видимости”6.

В последующем такое тотальное сомнение, сформированное до трех лет, может не только проявляться в форме мнительности и нерешительности, но и привести к параноидальным страхам. Сомнение часто является результатом стремления взрослых к тому, чтобы ребенок “все делал правильно”. И урок, усваиваемый малышом в результате этих стараний, выглядит следующим образом: “Чтобы быть хорошим, я не должен ошибаться”. Такие дети впоследствии нередко становятся очень старательными, аккуратными и радуют мам и бабушек успехами в школе. Проблемы возникают позже. Например, многие девочки-отличницы в старших классах школы, а затем в институте приобретают сомнительную славу “синих чулок”. Хуже того, зачастую, имея вполне привлекательные внешние данные, они со временем превращаются в старых дев. Усвоив в раннем детстве запрет на ошибку, они всю жизнь выбирают из знакомых мужчин самого-самого. Этот процесс выбора, в действительности позволяющий избегать принятия на себя ответственности за решение, отношения и риск ошибиться под вполне благовидным предлогом, что “замужество и вообще отношения — дело серьезное”, может продолжаться год, два, десять и так до тех пор, пока поезд не уйдет.

Заканчивая разговор о развитии личности и роли семейного воспитания в возрасте от одного до трех лет, я бы хотел ненадолго вернуться к сказанному в предыдущей главе. Если вы помните, мы обратили внимание на одно обстоятельство: уже в очень раннем возрасте младенец начинает “потреблять” и “присваивать” не только материнское молоко, но и то, что происходит вокруг него, что он видит и слышит. Это касается как взаимодействия родителей непосредственно с ребенком, так и друг с другом. Еще большее значение обретает данный аспект в период формирования автономии личности. Ведь ребенок, овладевая речью и обретая все большую физическую подвижность, получает возможность глубже и глубже воспринимать отношения взрослых. Он становится все более активным членом семьи. К концу третьего года жизни человек начинает воспринимать правила и нормы, по которым живет его семья, ее стиль жизни.

“Как показывают последние сравнительные исследования, характер и степень чувства автономии, которые родители могут сформировать у своего малыша, зависят от их чувства собственного достоинства и личностной независимости. note 1 Для ребенка не столь важны наши отдельные поступки, его в первую очередь волнует наша жизненная позиция: живем ли мы как любящие, помогающие друг другу и твердые в своих убеждениях люди или что-то делает нас злыми, тревожными, внутренне раздвоенными”7.

Итак, главная проблема, которую необходимо решить ребенку в период жизни от одного до трех лет, — это формирование личностной автономии, антитезой которой являются сомнение и стыд. Полученный результат во многом определяет всю последующую судьбу человека. Если малыш с помощью родителей успешно справился с задачей, он получает поистине бесценный дар — “мужество быть независимым индивидом, который сам может выбирать и строить свое будущее”8.