Археология детства - [32]

Начнем со стыда и следующего за ним чувства вины. Я не случайно отметил популярность такого способа воздействия на ребенка именно у нас, в России. На мой взгляд, это связано с упрощенным, точнее, совершенно неверным пониманием духовной традиции. Среди склонных к богоискательству представителей интеллигенции, а также некоторых людей, считающих себя церковными и православными, распространена убежденность, что стыд и вина есть проявление нравственного начала в человеческой душе, так сказать, “голос совести”. Не случайно Вл. Соловьев “счел возможным усмотреть в стыде эмпирическую основу моральной жизни”3.

В современной психологической науке весьма распространенным является взгляд на стыд как на

“инфантильную эмоцию, явно недостаточно изученную из-за того, что в нашей цивилизации она так рано и так легко поглощается виной. Стыд предполагает осознание того, что некто полностью разоблачен, раскрыт, что на него смотрят… Некто виден, но не готов к тому, чтобы быть видимым; вот почему в снах о стыде на нас смотрят тогда, когда мы не полностью одеты, в ночной рубашке, “со спущенными штанами”4.

Возможно, кто-то из уважаемых читателей в этом месте испытает прилив раздражения и скепсиса в адрес “бездуховного западничества” и “примитивного психоанализа”, во всем ищущего явные и неявные сексуальные мотивы. Но давайте не будем спешить с выводами и ярлыками и попробуем разобраться спокойно.

В этом смысле стереотипная формула “как тебе не стыдно делать то-то и то-то, ты уже большой (большая)” очень характерна. Ведь ребенку, согласно нашим культурным архетипам, до определенного возраста нечего стыдиться своего обнаженного тела. Вот если ты уже большой — то тогда… Хотя, если быть последовательным, и тогда стыдиться скорее следовало бы не тому, кого застали в комнате в момент переодевания, а тому, кто вошел без стука! Между прочим, многие родители именно так входят в комнаты своих уже взрослых детей. Одна молодая женщина как-то рассказала мне, как ее отец однажды вошел в комнату в момент, когда они с мужем занимались сексом! Дело происходило днем. А папа, которому что-то понадобилось, был, видите ли, убежден, что мужчину и женщину можно застать в постели исключительно на ночь глядя. Но я немного увлекся…

Как уже сказано, ребенку, которому только-только миновал год, не стыдно быть голым. Более того, ему вообще нечего стыдиться. Ведь он, повторюсь, еще не научился ни обманывать, ни лгать, ни лжесвидетельствовать. У него еще нет и не может быть сознательного намерения причинять кому-то вред. Следовательно, лукавят и лгут родители, когда стыдят свое дитя. Смысл этого действия на самом деле состоит в том, чтобы через стыд индуцировать чувство вины. Каждый из нас знает из собственного жизненного опыта, насколько это дискомфортное, гложущее душу чувство. В результате у ребенка на уровне “стимул — реакция” складывается четкий ассоциативный ряд: если я сделаю это или поступлю так, то мне будет очень плохо. Как видим, применительно к данной ситуации за рассуждениями о “духовности”, “нравственности” и бытовым морализаторством скрывается бихевиоральный (поведенческий) тренинг или, если хотите, дрессировка в самом примитивном, я бы сказал, даже патологическом варианте.

Патологическом постольку, поскольку чувство вины, по моему глубочайшему убеждению, представляет собой абсолютно деструктивную эмоцию и имеет такое же отношение к нравственному началу в человеческой душе и пресловутому “голосу совести”, как боль, причиняемая садистом, к необходимости удалить воспаленный аппендикс. Мне уже неоднократно приходилось отмечать, что совесть есть голос духа, Божественного начала в человеческой душе. Если мы и испытываем дискомфорт от ее проявлений, то это свидетельство борьбы духовно здоровой части нашей личности с поселившейся в душе своего рода инфекцией — грехом. Это боль, причиняемая врачом в процессе исцеления. Совесть толкает нас к раскаянию в неправедном поступке. А раскаяние — к тому, чтобы исправить причиненное зло, насколько это в наших силах, или, по крайней мере, покаяться в нем перед Богом и людьми. Чувство же вины — это бесконечное самокопание без покаяния. Это поиск в нашем прошлом новых и новых подтверждений того, что с нами что-то не так. Оно, как правило, толкает людей на новые проступки и преступления, поскольку вывод, к которому приходит человек в результате такого самокопания, можно сформулировать примерно следующим образом: “Я все равно не способен ни на что хорошее. Всю свою жизнь я делаю что-то не то”. Если, придя к такому умозаключению, индивид не решает избавить мир от своего присутствия, он начинает либо мстить, либо просто оставляет все как есть, иными словами, будет продолжать отравлять жизнь себе и другим. Это о чувстве вины вообще.

Применительно же к детям оно носит вдвойне патологический и деструктивный характер. Годовалому ребенку нечего стыдиться, и он не может быть ни в чем виноват! Ведь о вине индивида в объективном, юридическом, так сказать смысле, может идти речь только в том случае, если он сознательно нарушил какие-то взятые на себя обязательства или установленные правила. Вспомните мое замечание о наказании. Но ребенок в этом возрасте еще не принял на себя обязательств. Он не знаком с правилами. И все его действия, как мы уже видели, на этом этапе определяются объективными потребностями его развития. Получается, вина ребенка в том, что он такой, какой он есть, что он растет и формируется как личность!