Архангельские рассказы - [34]

Ещё около часа мы сосредоточенно таскали гонцов, попивали «апельсиновку», неторопливо обменивались прогнозами на рыбалку. Вдруг ближайший ко мне кончик спиннинга и натянутая туго леска часто затряслись, завибрировали, показывая, что ерши привели к наживке леща. После непродолжительной паузы кончик снова завибрировал, и я подсёк невидимую рыбу. Выбирая катушкой лесу, сразу почувствовал тугие, упругие толчки, которые передавались по натянутой снасти и удилищу в руку. Подматывая леску, кричу напарнику: «Подсачник, давай подсачник!». На поверхности показывается лещ, он упирается, шлёпает хвостом по воде, пытается нырнуть в глубину, но тугая леска и течение поднимают его опять на поверхность воды. Я натянутой леской поднимаю голову леща из воды и, не давая слабины, плавно подматываю катушкой лесу и направляю его, лежащего на боку, в подставленный товарищем сачок. «Ого, килограммовый!» — задорно поблёскивая очками, говорит он, протягивая мне сачок. Лещ бьется в сетке подсачника, я с удовольствием разглядываю его вытянутые трубой губы, желтовато-серебряную чешую боков и тёмно-зелёную спину. Через минуту затрещал, завибрировал спиннинг у Володи, видать, гонцы действительно привели хороший лещовый косяк. Помогаю подсачником поднять и эту добычу.

Холодный шквалистый ветер загнал в протоку косяки рыбы, и она жадно набросилась на нашу наживку. Обычно лещ, держась головой вниз, своими губами-трубой всасывает со дна наживку и, когда чувствует, что укололся о крючок, трясёт головой, стараясь избавиться от опасности. Эта вибрация по натянутой течением леске и передаётся на кончик удилища.

В продолжение следующих двух часов поклёвки следовали одна за другой. Каждый из нас оставил в работе по одному спиннингу, так как мы не успевали обслуживать по два сразу. При этом сразу проявилась слабая подготовленность отдельных деталей снасти к настоящей рыбалке: то ржавый крючок сломается, то поводок порвётся или запутается, то при забросе донки образуется «борода» из запутанной лески.

Постепенно клёв стал стихать. Отливное течение слабело, и на самой малой воде клёв совсем прекратился. Мы забрались в тёплую натопленную кабину, напились горячего чая с «апельсиновкой», перекусили и, довольные и счастливые, что не поддались пораженческим настроениям и не поверили дремучему поверью, легли спать.

Ранним утром, выйдя на палубу, я увидел, что вода повернула вниз и пора снова взяться за спиннинги. Ветер немного ослаб, высокие перистые облака розовели на холодном бледно-голубом небе. Сменив на крючках наживку, снова стали ждать поклёвок. Через час течение ещё усилилось. Но рыба словно спала — ни поклёвки. Надо переставить катер дальше от берега, наконец сообразили мы. Рыба ночью стоит в берегу, а утром уходит в реку, вспомнили мы рыбацкую мудрость. Катер переставили метров на тридцать от берега. Клёв постепенно возобновился. Мы опять с азартом снимали с крючков довольно крупных подлещиков и лещей, радостно перебрасываясь короткими шутками и восклицаниями. Примерно через час клёв стал спадать и постепенно прекратился. Мы вытащили и прополоскали от хлеба сетку-кормушку на радость крикливым чайкам, которые большой стаей с пронзительными криками устремились за уплывающим по течению хлебом, вытащили залепленный илом и водорослями якорь и пошли вниз по течению на катерную стоянку. На катере в большом мешке из-под сахара лещи ворочались, били хвостами, пускали пузыри и недовольно ворчали.

Катер шёл мимо пустого городского пляжа с грибками и скамейками. С правого борта медленно проплывала безлюдная набережная с памятниками и обелисками, Дворец пионеров, театр, Красная пристань, яхт-клуб, здание мореходки.

В гавани, куда мы вскоре пришли, владельцы судов сбежались к нашему катеру, разглядывали ещё живых лещей, взвешивали на руке неподъёмные мешки с рыбой, недоверчиво задавали вопросы. После этого некоторые капитаны катеров стали заводить двигатели и отчаливать в сторону Кегострова, а ветер на реке тем временем окончательно стих, и чайки плавали в протоке, обещая назавтра хорошую погоду.

Случай на пляже

Блистающий июнь в разгаре. Только-только отцвела черёмуха, жёлтые цветы одуванчиков начинают превращаться в пушистые серебряные шары, белые ночи отдают зимние долги света и солнца, которое, глубокой ночью коснувшись горизонта, раскрасило небосклон и редкие облака причудливыми оранжево-розовыми красками и снова покатилось вверх, к зениту, создавая иллюзию бесконечного праздника лета.

Мы окончили второй курс института, получили стипендию и деньги за халтуру по разгрузке картофеля и вот, богатые и беспричинно счастливые, расположились на громадном песчаном пляже в самом центре Архангельска на берегу Двины, напротив острова Кего. Вода в реке ещё ледяная, загорающих на пляже мало, но солнце припекает ощутимо. Мы заняли пляжный грибок со скамейками, разложили снедь: хлеб, зелёные перья лука, громадные жёлтые солёные огурцы, ливерную колбасу, бутылки с вином и лимонадом. Пьём за окончание семестра, за двести тонн выгруженной два дня назад картошки, за начало каникул.

На реке оживлённое движение: катера и буксиры снуют взад и вперёд, разгоняя упругую волну прибоя. Белоснежные пассажирские теплоходы и «ракеты» на подводных крыльях развозят пассажиров по бесчисленным островам и протокам дельты, большие морские теплоходы медленно, осторожно двигаются вдоль фарватера в сторону лесозаводов и порта Бакарица и обратно, на Кегострове ревут мощные двигатели — взлетают и садятся самолёты местных линий.