Архангельские рассказы - [33]
Охотничий азарт охватил меня, сердце учащённо билось, руки автоматически, на ощупь, делали своё дело: отцепляли рыбу, насаживали наживку, забрасывали груз. Из-за темноты от сачка пришлось отказаться. Следующий, видимо очень крупный лещ оборвал поводок, но второй оставшийся поводок и крючок работали бесперебойно. Поклёвки продолжались непрерывно, как только груз донки достигал дна. Боясь запутаться в темноте, я оставил в работе только один спиннинг. Следующей добычей была сильная и вёрткая стерлядь, и, снимая её с крючка, я распорол левую кисть об её острые шипы, но, не обращая внимания на сильную боль, продолжал и продолжал эту бешеную ловлю в почти полной темноте августовской ночи.
Сверху от дома хозяев слышались их призывные крики, но у меня не хватило сил отказаться от неожиданно привалившей, долгожданной, выстраданной удачи. Ещё часа два я таскал и таскал из чёрной воды едва различимую рыбу, отдельные рыбины срывались в воду, другие бились на дне лодки, тем не менее своим шумом не отпугивая следующие жертвы. Последний громадный лещ шёл туго, мощно сопротивляясь, напористо дёргая лесу и сгибая спиннинг в дугу. У самой поверхности воды лещ изогнулся, ударил хвостом по воде и оборвал поводок вместе с крючком. После этого клёв резко прекратился, словно спасшийся лещ дал рыбе команду — отставить.
В полной темноте я пристал к берегу, собрал снасти, сложил в рюкзак рыбу и, сгибаясь под тяжестью ноши, полез на ощупь вверх по берегу, ориентируясь по силуэту дома на фоне светлеющего неба. У дома меня встретил хозяин в плаще, с фонарём, готовый идти на берег и спасать меня от неведомой беды. Кульминацией вечера была презентация улова хозяевам, которые с неподдельным восхищением разглядывали улов и нахваливали рыбака.
С тех пор прошло много лет. Так получилось, что с того дня я ни разу не рыбачил в этом месте, но до сих пор, встречаясь с Альбертом Ивановичем, разговоры начинаются с воспоминаний о той рыбалке: «Жена говорит мне, — вспоминал он, — ты по реке каждый день елозишь со своими самоловами, а рыбы едва на уху хватает, а человек за пару часов наловил рюкзак рыбы, и хоть бы что».
«Ну, Альберт Иванович, в чужих руках всяка рыбина толще кажется», — отвечаю я ему известной рыбацкой прибауткой, и оба мы с удовольствием хохочем.
Вопреки поверью
Последняя пятница июня, запланированная для рыбалки на реке, с утра не радовала погодой. Сильный холодный северо-восточный ветер обдавал арктическим холодом. Среди архангельских рыбаков существует поверье, что, если дует восточный ветер, а тем более северо-восточный, на рыбалку не суйся, рыба клевать не будет. Мы целый день перезванивались с хозяином катера и спорили, отменить или не отменить вечерний выход катера на рыбалку. Я, повинуясь своему хорошему настроению и бездоказательной вере в удачу и благому предчувствию, уговаривал товарища не ломать планы, убеждая, что к вечеру ветер стихнет и мы славно отдохнём на воде и, наконец, договорились встретиться на стоянке катеров после работы, вечером.
Однако к вечеру ветер не ослабел. По тёмной речной воде прыгали белые барашки волн — верный признак длительного и сильного ненастья. Гавань была забита катерами. Никто не решался впустую жечь бензин и тратить время и наживку на бесполезную рыбалку. В некоторых катерах, забравшись в кабины, сидели мужики, топили печурки, баловались винцом, не решаясь покинуть спокойную бухту. Мы с Володей последовали их примеру. Я достал из рюкзака бутылку с оранжевым напитком. «Апельсиновка», — представил я напарнику своё изделие и объяснил, что это крепчайший самогон-первач, настоянный на апельсиновых корках. После двух выпитых стопок «апельсиновки» капитан подобрел, обрёл уверенность и завёл двигатель, мы отдали швартовые вышли из гавани и, подгоняемые попутным шквалистым ветром, пошли против течения к острову Кего, к его южной окраине, туда, где начинается Никольский рукав. Обогнув остров с юга и пройдя по рукаву около километра, мы встали на якорь под берег острова, который полностью закрыл нас от ветра.
На берегу лежали огромные штабеля брёвен для распиловки на Кегостровском лесозаводе. Сильно пахло гниющей корой и прелыми опилками. Мы стояли в десяти метрах от кромки обрывистого берега. Тёмная вода спокойно струилась вдоль бортов. Набили хлебом сетку-кормушку и с увесистым камнем опустили за борт. Насадили бойких червей-полосатиков на остро отточенные крючки, забросили донки, по две с каждого борта. Катер стоял в затишье, ветер почти не доставал нас, только градусник, закреплённый на кабине, показывал плюс один. Кончики спиннингов и натянутые лески едва вибрировали от сильного отливного течения, но поклёвок не было.
Одетые по-зимнему, в полушубки и меховые комбинезоны, согреваемые «апельсиновкой» изнутри, мы благодушно наслаждались спокойствием, запахом свежей воды, дерева, криками чаек, сладким предчувствием удачной рыбалки. Вот дрогнул гибкий кончик удилища, ещё и ещё. Я хватаю спиннинг, кручу катушку и вытаскиваю пучеглазого, обильно покрытого слизью ерша. «Это гонец», — добродушно комментирует напарник. Колючие гонцы нечасто, но уверенно атаковали наши снасти, и Володя, каждый раз снимая ерша с крючка, не уставал повторять: «Ещё один гонец, ещё один гонец». Подразумевалось, что ерши-гонцы дают нам знать, что на подходе основные рыбьи косяки.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.