Аргументация в речевой повседневности - [4]

«…Повседневность предполагает, что все окружающие объекты должны восприниматься как нечто телесное, а не идеальное; как образы, а не понятия; как вещи, а не свойства или отношения; и наконец, как конституированность объекта списком ситуаций, в которых я с ним сталкивался» (Сыров 2000: 153). Поскольку повседневность рассматривается исследователем, прежде всего, как специфический способ структурации, освоения мира, то есть комплекс процедурных знаний, то выделяются несколько «процедур», при помощи которых происходит переконфигурация когнитивных структур других модусов бытия в модусе повседневности. Основными способами такой переконфигурации, производимой в соответствии с принципом наглядности, по мнению В.Н. Сырова, выступают: персонификация, т.е. превращение понятия в образ (к примеру, государство как структуру в список лиц, олицетворяющих власть), реификация, т.е. превращение структур и процессов как продуктов идеализации в вещи и ситуации (когда старушка при ответе на вопрос об оценке рыночных отношений говорит, что на рынок она давно не ходила и поэтому ничего сказать не может), и рецептуризация, т.е. превращение предмета в список способов обладания им.

Наглядность как доминанта «притягивает» к себе ряд других характеристик изучаемого феномена. Например, такое свойство, как «эффект реальности», соотносимое с так называемым «присутствием», о котором писал М. Хайдеггер, размышляя о сущности повседневности (Хайдеггер 1997), а также с признаком самоочевидности, выделявшимся П. Бергером и Т. Лукманом. Действительно, структурирование окружающего мира посредством образов, представлений, зачастую имеющих корпореальную семантику, рецептов, построенных на опыте «обладания» некоторым объектом и т.д. подразумевает переживание мира (здесь в совершенно феноменологическом смысле (Шелер 1994; Merleau-Ponty 1945).

Следующее свойство повседневности, вытекающее из требования наглядности – принцип полезности: все, что не приносит пользы (что подразумевает в обыденном сознании удовольствие, противопоставленное страданию), не имеет ценности. Из данного принципа вытекают некоторые другие:

1) стремление к типизации (отмечаемое уже цитировавшимися Бергером и Лукманом) как к средству удовлетворения практической потребности делать мир вокруг себя ожидаемым и предсказуемым[1];

2) стремление к наилучшей адаптации, проявляющееся в ориентации на вписывание в существующие структуры, а не на их преобразование, соответственно, на повторение, а не на новацию, при этом в рамках адаптивной стратегии абстрагирование как стремление заглянуть внутрь предмета просто бессмысленно и порождает ощущение прихоти, пустой мечтательности, фантазерства.

Схематично сущностные характеристики повседневности и их взаимозависимости можно представить следующим образом (рис. 1).

Рис. 1. Сущностные характеристики повседневности

Завершая разговор о философском аспекте повседневности, следует определиться в понимании статуса повседневности в жизненном пространстве человека. Так, например, П. Бергер и Т. Лукман, а также А. Шютц (Григорьев 1987: 125) трактуют повседневность как высшую, верховную реальность, реальность par excellence, по сравнению с которой другие сферы представлены как квазиреальности.

Такую значимость она приобретает в силу того, что напряженность сознания наиболее высока именно в повседневной жизни: повседневная жизнь накладывается на сознание наиболее сильно, настоятельно и глубоко. Субъект воспринимает ее в состоянии бодрствования, в естественной установке, как упорядоченную реальность, феномены которой систематизированы в образцах. Реальность повседневной жизни конституирована порядком объектов; с помощью языка происходит регулярное предоставление объективаций каждому отдельному индивиду и установление порядка, в рамках которого приобретают смысл и значение объективации. Модусы «здесь-и-сейчас», выступая фокусом внимания к повседневной жизни, организуют ее реальность. Реальность повседневной жизни существует как самоочевидная и непреодолимая фактичность, не требующая доказательств и проверок своего существования.

С другой стороны, В.Н. Сыров, например, предпочитает видеть в повседневности один из множества возможных способов освоения реальности человеком (Сыров 2000).

Представляется, что повседневность, действительно, правильнее было бы определить как один из возможных модусов существования человека, освоения им окружающего мира, поскольку, во-первых, кроме него еще можно выделить, скажем, профессиональный модус, креативный модус, которые могут мирно сосуществовать в ментальности одного человека; во-вторых, доля именно такого восприятия мира может существенно варьировать от личности к личности. Однако нельзя отрицать, что модус повседневности является постоянной частью мировосприятия каждого человека, поэтому в данной работе мы предполагаем произвести лингвистическое описание процесса аргументации именно в модусе повседневности. Аргументация достаточно подробно изучена в рамках различных профессиональных модусов: в логике (Кривоносое 1996; Рузавин 1997; Ивин 2004; Ивлев 2008), в ораторском искусстве и опыте публичных выступлений (Аристотель 2007; Поварнин 2002), в научных и учебных текстах. В рамках знаменитой голландской школы, лидерами которой являются Ф. Еемерен и Р. Гроотендорст (Eemeren, Grootendorst 1992, 1994, 1995) интерес лингвистов сфокусирован на интермодусном аспекте аргументации: выявляются и описываются константы, процедуры, закономерности аргументации как процесса социального взаимодействия в целом. Нам представляется интересным и достаточно новым рассмотреть аргументацию как процесс, объект и ситуацию в модусе повседневности, то есть так, как она представлена в психологической реальности обыденного сознания и проявляется в повседневном речевом общении.