Аргонавты 98-го года - [49]

― Берна! ― воскликнул я, дрожащим шепотом.

Послышался ответ: «Кто там?»

― Любовь, любовь, дорогая; любовь ждет.

Дверь открылась, и девушка очутилась передо мной. Она, должно быть, лежала, потому что ее мягкие волосы были слегка растрепаны. Но глаза ее были слишком ясны для человека, только что оторвавшегося от сна. Она стояла, глядя на меня, и маленькая дрожащая рука ее поднялась к сердцу, как бы для того, чтобы успокоить его биение.

― О, дорогой мой, я знала, что вы придете.

Великое сияние любви озарило ее.

― Вы знали?

― Я знала, да я знала. Что-то подсказывало мне, что вы несмотря ни на что, придете.

Я схватил ее нежную руку и покрыл ее поцелуями. В эту минуту я готов был целовать тень этой маленькой ручки, готов бы упасть перед ней в немом обожании, и готов был превратить свое сердце в скамеечку для ее ног. Я готов был отдать, о, с какой радостью, свою жалкую жизнь, чтобы избавить ее от минутного огорчения.

― Вверху и внизу я искал вас, любимая. Утром и в полдень, и ночью вы жили в моем мозгу, в моей душе. Я любил вас каждое мгновение моей жизни.

Как ярко горели ее серые глаза. Как невыразимо нежны были милые уста ее. Слабый румянец появился на ее щеках.

Она завернулась в шаль и уложила волосы в очаровательные волны и локоны.

― Пойдемте по тропинке немного. Они не вернутся раньше, чем через час.

Она пошла вперед по узкой тропинке, оглядываясь через плечо с ликующей улыбкой, иногда, как ребенку, протягивая мне назад руку.

Вдоль вершины горы тропинка извивалась головокружительным зигзагом, а далеко внизу неслась река в гигантском водовороте. Мы долго не произносили ни слова. Как будто наши сердца были чересчур полны для слов, наше счастье ― слишком велико, чтобы быть выраженным. Но как сладко было это молчание. Угрюмый Мрак осеребрился в блестящий свет, птицы снова запели свои страстные полуночные песни.

― Вы нашли меня, дорогой, ― сказала Берна. ― Я знала, я чувствовала, что вы не покинете меня. И я ждала, ждала. Время казалось безжалостно долгим. Мы жестоко расстались, почти не простившись друг с другом. Они увезли меня. Они начали опасаться вас, и он приказал им тотчас же уехать. Ранним утром мы отправились в путь.

― Я понимаю, понимаю. Расскажите мне об этом, детка. Он беспокоит вас?

― Не очень. Он уверен, что я в достаточной безопасности, и сижу в западне в ожидании его благосклонности. Он теперь увлечен какой-то женщиной там, в городе. Со временем он опять обратит внимание на меня.

― Ужасно, Берна. Вы разрываете мне сердце. Как вы можете говорить об этом таким деловым, положительным тоном? Это сводит меня с ума.

Странное жестокое выражение искривило углы ее губ.

― Не знаю, иногда я сама удивляюсь себе, как философски я начинаю относиться ко всему.

― Берна, но уверены ли вы, что ничто на свете не заставит вас покориться?

Она нежно прильнула ко мне и обвила моими руками свою шею. Она смотрела на меня, пока я не увидал в ее глазах своего отражения.

― Ничто на свете, милый, пока вы будете любить меня и помогать мне. Если же когда-нибудь вас не будет, ну, тогда уж безразлично, что станется со мной.

― Даже тогда, ― сказал я, ― это будет невыразимо ужасно.

― Я знаю, мой мальчик, знаю. Верьте мне ― и положитесь на меня. И пока у меня есть ваша любовь, я в полной безопасности. О, как тяжко было не видеть вас. Я тосковала по вас беспрерывно. Я ни разу не выходила с тех пор как мы здесь. Она не пускала меня и сидела сама дома. Теперь они почему-то ослабили надзор. Они собираются открыть ресторан там, в городе, и я должна буду прислуживать у столиков.

― Нет, не будете! ― воскликнул я, ― не будете, если я имею право голоса в этом деле. Берна, я не могу выносить мысли, что вы будете там, среди этой мусорной груды разврата. Вы должны выйти за меня замуж, теперь же.

― Теперь? ― повторила она с широко открытыми от удивления глазами.

― Да, дорогая, без промедления. Ничто не может помешать нам. Берна, я люблю вас, желаю, нуждаюсь в вас. Выйдите за меня замуж теперь.

В тоске неизвестности я ждал ее ответа. Она долго сидела молча, задумчивая и спокойная, с опущенными глазами. Наконец, она подняла их на меня.

― Вы сказали: год.

― Да, но я пожалел об этом. Я хочу вас сейчас. Я не могу ждать.

Она пристально смотрела на меня. Голос ее был очень мягок, очень нежен.

― Я думаю, что нам лучше подождать, дорогой. Это слепой внезапный порыв с вашей стороны. Я не должна пользоваться им. Вы жалеете меня, боитесь за меня и вы знали так мало других девушек. Это великодушие, рыцарство, а не любовь к бедной меленькой Берне. О, мы не должны, мы не должны желать этого. И потом вы может быть пожалеете.

― Пожалею? Я никогда не пожалею об этом, ― умолял я. ― Я всегда буду ваш, абсолютно, целиком ваш, девочка, душой и телом, на жизнь и на смерть, навсегда, навсегда, навсегда.

― Да, но ваша любовь кажется мне такой внезапной, жгучей, сильной, Мне страшно, мне страшно. Может быть, это не та любовь, которая может длиться. Быть может, вы скоро начнете тяготиться. Я только бедная невежественная девушка. Если бы здесь вблизи была другая, вы никогда не обратили бы на меня внимания.

― Берна, ― сказал я, ― если бы вы были среди тысячи прелестнейших в мире девушек, я прошел бы мимо них и с восторгом и благодарностью повернулся бы к вам. И если бы я был императором на троне, а вы самой смиренной из всей этой толпы, я поднял бы вас до себя и назвал бы «королевой».