Аргонавт - [33]

Аэлита любила поздним вечером пробраться на стройку, залезть в недостроенное здание или отыскать в интернете сайт какой-нибудь развивающейся фирмы или компании, который находился в процессе развития (under construction), и засидеться глубоко за полночь, рассматривая его как руины. Она мечтала стать археологом, антропологом, геологом, все равно кем, лишь бы путешествовать, на поезде в Китай, на самолете над Африкой, по размытым паводком российским дорогам, в битком набитом автобусе без стекол по Индии, в легкой лодочке по бурлящей реке, все равно как, главное – двигаться куда-нибудь. Прогуливая школу, она подолгу сидела на автовокзале в зале ожидания, рылась в планшетнике или смартфоне, то и дело бросая взгляд на табло расписания, точно в ожидании автобуса; прикрепив к папке лист бумаги с каким-нибудь именем, она гуляла по холлу аэропорта, делая вид, будто кого-то встречает (на самом деле приманивая свое путешествие).

Она бродила по Таллину, находила странные улочки, сидела в подвальных пабах и кафе, исследовала незнакомые маршруты автобусов и троллейбусов, воображала себя системой видеонаблюдения, которая изо дня в день фиксирует все, что происходит в городе.

Иногда ей казалось, что она знает людей очень давно – они живут так, будто тысяча лет за плечами и пора закругляться, устали жить дальше, устали от однообразия; не конкретные жильцы дома напротив, но сам вид – homo erectus – двуногое, двурукое, башковитое существо с языком без костей и взглядом таким ядовитым, что позавидует любая змея, – изжил себя, исчерпал вложенное намерение и стремится к быстрому самоистреблению.

Несколько раз она делилась своими мыслями с отцом (насколько получалось высказаться), он внимательно слушал и говорил: «Ты просто пока что не встретила тех людей, которые тебе нужны, верных людей». – Она верила ему, его слова утешали, но ненадолго.

* * *

Чем старше становилась дочь, тем больше Семенов пугался ее; думая о ней, он вспоминал свою жену в молодости, искал сходство и не находил. Когда они познакомились, ей было восемнадцать, и Семенов, чувствуя неловкость, оттого что намного старше Зои, заходил к ней в компании с ее друзьями. Тогда она жила в старом деревянном доме на Вана-Каламая, она была другой: читала стихи, у нее был магнитофон и кассеты с любимыми группами, в старом польском шкафу стояли за стеклом фарфоровые фигурки японок, которые она собирала; она вырезала из журналов актеров и клеила их на стенку возле кровати. Ее родители были относительно молоды, часто уезжали на дачу, и тогда она устраивала вечеринку… Однажды она пригласила его одного; он принес бутылку белого вина, коробочку шоколада с ликером Anthon Berg (подарок одного из родителей его учеников в школе) и пачку ментоловых сигарет More… Старый диван, свечи… Она вдруг положила руку на его плечо, и он одеревенел, губы стали как резиновые, ничего не чувствовал, только задыхался, и сердце торопилось устать, стыдился себя, ему тридцать, ей девятнадцать; стеснительный, он никогда не решился бы, пришлось действовать ей. Он изучал ее комнату, пытаясь разгадать Зою: как она тут жила с самого детства, как томилась в этих стенах, пугалась тени занавески, поскрипывающих половиц (в старых домах все живое), взрослела, изгибалась по ночам. Он бродил по улицам старого района, представляя, как она гуляла в этих садах, познавала мир и себя, ходила к морю, в Старый город, играла в ручной мяч, боролась со скукой, записывала сны, приводила в подъезд мальчиков, доводила их, заставляла страдать…

Она приезжала ко мне, мы запирались у меня в комнате, смотрели Quantum Leap и Twin Peaks по YLE2 – ни одной серии не досмотрели, столько в нас было страсти… И куда она делась? Выветрилась? Может быть, в тебе еще есть страсть, но я – бесполое холодное существо, даже не животное, а бродячий камень.

У ее отца был ИЖ «каблук», они ездили на нем в Палангу и Шауляй, на Куршскую косу… на Чудское… в Россию… Она здорово смотрелась в джинсах: талия, попка, длинные волосы вдоль гибкой спины… На высоких каблуках она казалась моделью. В России ее принимали за иностранку, ей это нравилось, конечно. Скорей всего, поэтому не любила свое имя, говорила, что хотела бы какое-нибудь балтийское: Илона, Вероника… Она скучала в больших городах: «В них теряешься, и время уходит впустую»; ей нравилось приезжать в маленькие городки: «На тебя сразу обращают внимание». Она любила белые ночи, любила гулять до утра, «пока не отвалятся ноги».

То, что кажется пылью,

на самом деле – миры;

то, что кажется жизнью,

на самом деле – пыль.

Он думал о дочке – и боялся; Аэлита – маленькая женщина, скоро, совсем скоро, она доберется до того возраста, в котором была ее мать, когда они встретились, но она не станет такой, как Зоя, у нее другой характер – менее мечтательный, более твердый, но не практичный, а жесткий, характер врача, мистика-философа, математика, ее характер пугает его (если бы он такую девушку встретил в молодости, вряд ли полюбил бы, если бы учился с такой в одном классе, он бы чурался ее: она вызывающе не такая, как все).

Как-то он зашел в ее комнату, чтобы поговорить, а она уже уснула. Негромко играла музыка, по монитору плыли разноцветные пузыри, по потолку растекались огоньки зеркальной лампы-ежика.