Аргонавт - [27]
– Похожа на инуитку, но может быть и эвенка. Кажется, он с ней живет. Вот человек, уже за шестьдесят, а всюду шатается как перекати-поле, всюду живет с какими-то женщинами. – Резко заговорила о Валентине: – Ну, наша Валька опять улетела в Оман. Хотя с этим англичанином у нее совсем ничего, но она, кажется, этим теперь даже довольна, потому что там все можно получить на каждом шагу, как это было у меня в Египте… – Лена даже вздрогнула, а Зоя как ни в чем не бывало рассказала, что когда они с Аэлитой и еще одной подругой ездили в Шарм-эш-Шейх, ее массажист трахнул во время сеанса: – Я и глазом моргнуть не успела. Никому не рассказывала. Было так стыдно, и самое интересное – внезапно. Я и не поняла, как это так получилось. Ну, не станешь же кричать? Понятно, сама дура. Тебя первую спросят: что ж ты вовремя не остановила? Это как китаянки делают – массаж ног, массаж ног, а потом смотришь, они уже и грудь и лицо массажируют и глазами в двадцать евро на тебя смотрят, а подходили – «массаж zehn euro, nur noch zehn euro». Палец в рот не клади. А потом неужели пожалуешься? Кому? Посмешище из себя делать? Нет уж. Но и носить в себе всё это тоже нельзя. С годами накапливается. Вот тебе первой…
А мне это к чему? – подумала Лена, глядя в ступоре на нее.
После этого внезапного признания как ни в чем ни бывало Зоя говорила обо всем по чуть-чуть, подводя Лену к мысли (как к мосту, по которому она должна перейти на другую сторону жизни), что ей пора принять решение: уйти оттуда, где она временно подрабатывает, перейти к ней, ни в коем случае не поддаваться на провокации Георгия (который всех специалистов перетягивает в свою школу), и самодовольно выпалила, что Боголепов уже согласился.
– Я знаю, что ты его с трудом терпишь. Он такой, – она закатила глаза и нараспев произнесла «сло-о-о-жный», – никогда не знаешь, что при нем говорить можно, а чего нельзя.
– Ну, точно знаю, что нельзя двадцать третьего февраля поздравлять…
– И Девятое мая – тоже пунктик. М-да, тип еще тот. Зато с ним будет намного солиднее. Мужчины нужны. Ты должна это понимать. Хотя бы затем, чтобы казалось, что у нас все надежно. Кстати, мой уже взялся там ламинат постелить, представляешь? Пришел, осмотрелся, говорит, что всегда ужасался полу в этой парикмахерской, Ступин – жмот, говорит. Ну, это понятно, и вдруг: давай ламинат положу… А я ему: тогда уж и стены с потолком покрась. Он: а что, и покрашу! В тот же вечер шкафчики вынес!
Лена сделала вид, будто удивилась, представила ее мужа. Он сильно сдал в последние годы, пожелтел и как-то болезненно осунулся, в нем угадывался старик, взгляд пугающе маниакальный. Лена подумала: «А кто из них мне менее неприятен: Боголепов или Семенов?..» И тут же своего мужа добавила к ним; все они были чем-то похожи, все были обозлены, в меру безрассудны и старели одинаково: блеск отчаяния в глазах; разница между этими мужчинами заключалась только в том, что один из них был ей мужем, его-то и приходилось терпеть больше остальных.
В душе Лена так и не вышла замуж, третьего марта 2005 года для нее ничего не изменилось, она так и не ощутила того, о чем говорили ее подруги, другие женщины, о чем читала в книгах. Как-то на работе – директор устраивал праздник (десятилетие фирмы) – ее спросили: «А ваш муж придет?» Лена осеклась: «Муж?..» – «Ну да, муж придет?» – Она не хотела его приглашать и соврала: «Он не может. Он очень занят».
Скоро десять лет как они вместе, ничего не изменилось: если ее спрашивали о нем, называли «мужем», ей хотелось переспросить: «Кто?»
Человек, который спал в одежде на кушетке с включенным светом и громко играющей музыкой; человек, про которого в газетах писали странные вещи, – ее муж?
Иногда она его не узнавала: приходит домой, а он гуляет в плаще по квартире, как вор, ест котлету, держит ее в руке, как яблоко, холодную, и ест, крошки отваливаются, падают на новый ковер, в другой руке – ее детская фотография. «Послушайте-ка, знаете что?» – говорит он, взглянув на нее как-то странно, так что в солнечном сплетении завязался узел нехорошего предчувствия. – «Что?» – «А вы случайно не были в одиннадцатом детском саде? У меня точно такая же фотография с елки за тысяча девятьсот семьдесят четвертый год». – «А разве мы это не установили еще до свадьбы?» – «Правда?» Он либо забывал, либо придуривался, а многим вещам он просто не придавал значения (никогда не знаешь, слушает он тебя или нет). Они жили в отстраненности (не на людях были на «вы», на людях преодолевали привычку, стараясь быть как все, на «ты», и даже подтрунивали друг над другом, изображая человеческие отношения, которые заменяла искусственность, как только оставались вдвоем), редко смотрели в глаза, редко звонили – предпочитали эсэмэс и имейлы.
Она думает о нем: человек, который не хочет взрослеть, пишет странные письма и носит цветные пляжные рубахи круглый год (ладно в Испании на пляж пойти, но тащить этот хлам домой, а потом ходить зимой в Эстонии по городу – идешь с ним и знаешь – у него под джемпером эта идиотская пляжная рубаха, иногда воротничок выглядывал, и ей делалось за него неловко), панамы, тюбетейки, кепки; человек, который живет в их квартире, как тень: одной половиной в своем измерении – никогда не знаешь, что у него на уме. С ним ни о чем невозможно договориться, он все забывает, слушает тебя одним ухом, соскальзывая в свое беспамятство, а потом с невинным изумлением: «Как?! …а я забыл», – и ты разводишь руками и прощаешь ему в тысячный раз, но ведь хочется разрыдаться: «Ну сколько можно!» Начнет стирку в ванной, а потом бросит, стоит, как цапля, с книгой в руке, забыв обо всем на свете, побеспокоить страшно, и ей приходилось за него достирывать, доваривать супы, выключать им забытые утюги. Он может не прийти домой ночевать, а потом окажется, что он в Хельсинки на каком-то концерте. Иногда исчезает, забыв мобильный телефон, и все, о чем с ним договаривались, катится к черту, или неслышно плавает из комнаты в комнату, оставляя повсюду блокноты, кружки, карандаши, ручки, скрепки, на стены клеит цветные напоминания (отлепившись, они падают – если бы не Лена, они так и валялись бы годами), выгребая из-за шкафа кучи бумаг, она не знает, можно их взять и просто выбросить или нет. Однажды заткнула какими-то пожелтевшими бумагами окно на балконе, чтобы не стучало – и так уже стекло треснуло, а оказалось, что это старая машинописная рукопись. «Слоники, – говорит и тихо улыбается: – Повесть… в девяностые писал… жалко выбрасывать». Она себя почувствовала виноватой и разозлилась: «Так почему в папочку не положить? Повесть свою… Если она так дорога?.. Откуда мне знать, что там за бумажки старые валяются?»
Эксцентричный – причудливый – странный. «Бизар» (англ). Новый роман Андрея Иванова – строчка лонг-листа «НацБеста» еще до выхода «в свет».Абсолютно русский роман совсем с иной (не русской) географией. «Бизар» – современный вариант горьковского «На дне», только с другой глубиной погружения. Погружения в реальность Европы, которой как бы нет. Герои романа – маргиналы и юродивые, совсем не святые поселенцы европейского лагеря для нелегалов. Люди, которых нет, ни с одной, ни с другой стороны границы. Заграничье для них везде.
Сборник «Копенгага» — это галерея портретов. Русский художник, который никак не может приступить к работе над своими картинами; музыкант-гомосексуалист играет в барах и пьет до невменяемости; старый священник, одержимый религиозным проектом; беженцы, хиппи, маргиналы… Каждый из них заперт в комнате своего отдельного одиночества. Невероятные проделки героев новелл можно сравнить с шалостями детей, которых бросили, толком не объяснив зачем дана жизнь; и чем абсурдней их поступки, тем явственней опустошительное отчаяние, которое толкает их на это.Как и роман «Путешествие Ханумана на Лолланд», сборник написан в жанре псевдоавтобиографии и связан с романом не только сквозными персонажами — Хануман, Непалино, Михаил Потапов, но и мотивом нелегального проживания, который в романе «Зола» обретает поэтико-метафизическое значение.«…вселенная создается ежесекундно, рождается здесь и сейчас, и никогда не умирает; бесконечность воссоздает себя волевым усилием, обращая мгновение бытия в вечность.
Герои плутовского романа Андрея Иванова, индус Хануман и русский эстонец Юдж, живут нелегально в Дании и мечтают поехать на Лолланд – датскую Ибицу, где свобода, девочки и трава. А пока ютятся в лагере для беженцев, втридорога продают продукты, найденные на помойке, взламывают телефонные коды и изображают русских мафиози… Но ловко обманывая других, они сами постоянно попадают впросак, и ясно, что путешествие на Лолланд никогда не закончится.Роман вошел в шортлист премии «РУССКИЙ БУКЕР».
Харбинские мотыльки — это 20 лет жизни художника Бориса Реброва, который вместе с армией Юденича семнадцатилетним юношей покидает Россию. По пути в Ревель он теряет семью, пытается найти себя в чужой стране, работает в фотоателье, ведет дневник, пишет картины и незаметно оказывается вовлеченным в деятельность русской фашистской партии.
Новая книга Андрея Иванова погружает читателя в послевоенный Париж, в мир русской эмиграции. Сопротивление и коллаборационисты, знаменитые философы и художники, разведка и убийства… Но перед нами не историческое повествование. Это роман, такой же, как «Роман с кокаином», «Дар» или «Улисс» (только русский), рассказывающий о неизбежности трагического выбора, любви, ненависти – о вопросах, которые волнуют во все времена.
Андрей Иванов – русский прозаик, живущий в Таллине, лауреат премии «НОС», финалист премии «Русский Букер». Главная его тема – быт и бытие эмигрантов: как современных нелегалов, пытающихся закрепиться всеми правдами и неправдами в Скандинавии, так и вынужденных бежать от революции в 20–30-х годах в Эстонию («Харбинские мотыльки»).Новый роман «Исповедь лунатика», завершающий его «скандинавскую трилогию» («Путешествие Ханумана на Лолланд», «Бизар»), – метафизическая одиссея тел и душ, чье добровольное сошествие в ад затянулось, а найти путь обратно все сложнее.Главный герой – Евгений, Юджин – сумел вырваться из лабиринта датских лагерей для беженцев, прошел через несколько тюрем, сбежал из психиатрической клиники – и теперь пытается освободиться от навязчивых мороков прошлого…
«Юность разбойника», повесть словацкого писателя Людо Ондрейова, — одно из классических произведений чехословацкой литературы. Повесть, вышедшая около 30 лет назад, до сих пор пользуется неизменной любовью и переведена на многие языки. Маленький герой повести Ергуш Лапин — сын «разбойника», словацкого крестьянина, скрывавшегося в горах и боровшегося против произвола и несправедливости. Чуткий, отзывчивый, очень правдивый мальчик, Ергуш, так же как и его отец, болезненно реагирует на всяческую несправедливость.У Ергуша Лапина впечатлительная поэтическая душа.
Сборник «Поговорим о странностях любви» отмечен особенностью повествовательной манеры, которую условно можно назвать лирическим юмором. Это помогает писателю и его героям даже при столкновении с самыми трудными жизненными ситуациями, вплоть до драматических, привносить в них пафос жизнеутверждения, душевную теплоту.
Герой романа «Искусство воскрешения» (2010) — Доминго Сарате Вега, более известный как Христос из Эльки, — «народный святой», проповедник и мистик, один из самых загадочных чилийцев XX века. Провидение приводит его на захудалый прииск Вошка, где обитает легендарная благочестивая блудница Магалена Меркадо. Гротескная и нежная история их отношений, протекающая в сюрреалистичных пейзажах пампы, подобна, по словам критика, первому чуду Христа — «превращению селитры чилийской пустыни в чистое золото слова». Эрнан Ривера Летельер (род.
Если в двух словах, то «желание исчезнуть» — это то, как я понимаю войну.
С Вивиан Картер хватит! Ее достало, что все в школе их маленького городка считают, что мальчишкам из футбольной команды позволено все. Она больше не хочет мириться с сексистскими шутками и домогательствами в коридорах. Но больше всего ей надоело подчиняться глупым и бессмысленным правилам. Вдохновившись бунтарской юностью своей мамы, Вивиан создает феминистские брошюры и анонимно распространяет их среди учеников школы. То, что задумывалось просто как способ выпустить пар, неожиданно находит отклик у многих девчонок в школе.
Эта книга о жизни, о том, с чем мы сталкиваемся каждый день. Лаконичные рассказы о радостях и печалях, встречах и расставаниях, любви и ненависти, дружбе и предательстве, вере и неверии, безрассудстве и расчетливости, жизни и смерти. Каждый рассказ заставит читателя задуматься и сделать вывод. Рассказы не имеют ограничения по возрасту.
Новый роман Марины Москвиной – автора «Романа с Луной», финалиста премии «Ясная Поляна», лауреата Международного Почетного диплома IBBY – словно сундук главного героя, полон достоверных документов, любовных писем и семейных преданий. Войны и революция, Москва, старый Витебск, бродячие музыканты, Крымская эпопея, авантюристы всех мастей, странствующий цирк-шапито, Америка двадцатых годов, горячий джаз и метели в северных колымских краях, ученый-криолог, придумавший, как остановить Время, и пламенный революционер Макар Стожаров – герой, который был рожден, чтобы спасти этот мир, но у него не получилось…
В новом романе Сергея Кузнецова, финалиста премии «Большая книга», более ста героев и десяти мест действия: викторианская Англия, Шанхай 1930-х, Париж 1968-го, Калифорния 1990-х, современная Россия… В этом калейдоскопе лиц и событий любая глава – только часть общего узора, но мастерское повествование связывает осколки жизни в одну захватывающую историю.
Эта книга Василия Аксёнова похожа на разговор с умершим по волшебному телефону: помехи не дают расслышать детали, но порой прорывается чистейший голос давно ушедшего автора, и ты от души улыбаешься его искрометным воспоминаниям о прошлом. Мы благодаря наследникам Василия Павловича собрали лекции писателя, которые он читал студентам в George Washington University (Вашингтон, округ Колумбия) в 1982 году. Героями лекций стали Белла Ахмадуллина, Георгий Владимов, Валентин Распутин, Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Борис Пастернак, Александр Солженицын, Владимир Войнович и многие-многие известные (и уже забытые) писатели XX века. Ну и, конечно, одним из главных героев этой книги стал сам Аксёнов. Неунывающий оптимист, авантюрист и человек, открытый миру во всех его проявлениях. Не стоит искать в этих заметках исторической и научной точности – это слепок живой речи писателя, его вдохновенный Table-talk – в лучших традициях русской и западной литературы.
Михаил Гиголашвили – автор романов “Толмач”, “Чёртово колесо” (шорт-лист и приз читательского голосования премии “Большая книга”), “Захват Московии” (шорт-лист премии “НОС”), “Тайный год” (“Русская премия”). В новом романе “Кока” узнаваемый молодой герой из “Чёртова колеса” продолжает свою психоделическую эпопею. Амстердам, Париж, Россия и – конечно же – Тбилиси. Везде – искусительная свобода… но от чего? Социальное и криминальное дно, нежнейшая ностальгия, непреодолимые соблазны и трагические случайности, острая сатира и евангельские мотивы соединяются в единое полотно, где Босх конкурирует с лирикой самой высокой пробы и сопровождает героя то в немецкий дурдом, то в российскую тюрьму.Содержит нецензурную брань!