Аргентовские - [10]

Такая ненависть, такая бешеная злоба охватила Лавра, что руки потянулись к кобуре. Он поспешно вышел из кабинета дознавателя.

Легкий утренний ветерок донес перестук колес, глухой топот копыт.

Проехала группа верховых… Заскрипели колеса первой подводы. Лавр осторожно выглянул. Две вороные лошади тянули груженую телегу. Поверх мешков восседал мужик в дубленом полушубке. Аргентовский, укрывшись за деревом, мысленно подсчитывал подводы: «…четыре… пять… восемь…» Вот и тарантас с пулеметом. На высоком облучке пьяно клевал носом возница. Толстый, в домотканом сюртуке, подпоясанном цветным кушаком, он походил на Емелю с лубочной картины, виденной Лавром в детстве на Шадринской ярмарке. За спиной возницы, накрывшись полушубком, безмятежно храпел еще один бандит. Третий бодрствовал. Ватник крест-накрест перетянут пулеметными лентами, ухарски сдвинута на затылок офицерская фуражка с высокой тульей. Облокотившись на колесо станкача, он лузгал семечки.

Маузер привычно лежал в руке. Аргентовский чувствовал ответственность момента, а потому целился тщательно и дольше обычного. Выстрела почти не услышал, лишь заметил, как дрогнули и удивленно взметнулись брови бандита. Запрокидываясь, пулеметчик стал медленно валиться на бок.

Перемахнув через колоду, Лавр бросился к тарантасу. Спавший бандит вскинулся, потянулся к ручкам пулемета, но дать очередь не успел — Аргентовский опередил его выстрелом в упор.

Возница принялся остервенело нахлестывать лошадей, сбивая пристяжного вправо, на жнивье. Однако Лавр уже схватился за плетеную спинку тарантаса. На ухабе тряхнуло так, что едва не выронил маузер. В ту же секунду появился всадник. Блеснула сталь клинка, и возница стремительно нырнул под передок. Кони, всхрапывая и тесня друг друга, остановились. Аргентовский забежал вперед, схватил коренника под уздцы. Подняв голову, увидел Костю. Тот сидел на коне бледный, взъерошенный… Клинок валялся на земле.

— Ты чего? Ранен?

Костя молчал, как загипнотизированный, глядя куда-то в сторону. Лавр перевел взгляд и позади тарантаса увидел распростертый на земле труп возницы. Он понял состояние брата, тряхнул плечами, будто сбрасывая тяжелый груз.

— Не убивайся. Это — дерьмо, а не люди. Трех сторожей ночью убили и дядю Васю Сысолятина. Мало-Чаусовский. Помнишь? Пятеро осталось. Мал-мала меньше.

Костя спешился, поднял саблю, кинул в ножны. Лицо его по-прежнему было угрюмым. Подошел к Лавру, хотел что-то сказать, но в это время подскакал взволнованный Помазкин.

— Товарищ комиссар, один бандюга все-таки сбег. Ребята его в сторону Колташовой погнали.

Аргентовский глянул на часы и удивился: бой длился всего пять минут, а ему показалось… Да, нервы…

К Лавру подвели плюгавенького рыжеусого мужичонку. Его била мелкая дрожь, и руками он неловко придерживал лязгающие челюсти.

— Кто такой? — спросил Лавр уже знакомого бородатого милиционера, который подталкивал пленного сзади, как нашкодившего мальчишку.

— Это? Возница, товарищ комиссар. Мы — из лесу, он — на дышло. Меж конями распластался и лежит. Я и так, и сяк… Никак достать саблей не могу. Злость прошла, вылазь, говорю, не трону. Молчит. Вылазь! Молчит. Я спешился, хвать за ворот — и наземь. Он — кусаться. Ах ты, мразь!.. Ну, и кулаком этак слегка…

Окружившие их конники захохотали.

— Потом всем скопом вправляли скулу.

— Нашли чем хвастаться… — Аргентовский почувствовал в своем голосе фальшивые нотки и досадливо поморщился. Слишком мягко получилось. Сказал резко: — Позор революционным бойцам издеваться над пленным! Другой раз накажу по всей строгости.

Конники притихли, удивленно запереглядывались: какая муха комиссара укусила?

Чтобы разрядить возникшее напряжение, Лавр шутливо спросил Григорьева, стоявшего ближе всех:

— Что случилось? На вас лица нет. Опять язык прикусили?

— У него еще с того разу, — ответил за Григорьева Пережогин. — Зато в разведке — красота… Мычит только да руками маячит.

Кто-то сдержанно засмеялся, кто-то прыснул в кулак, чтобы не сбивать рассказчика. Повеселели лица конников. Вот-вот грянет дружный хохот. И вдруг — топот копыт… Рассыпавшись мелкой дробью, он замер по ту сторону березнячка, где Лавр только что сидел в засаде. Все повернули головы, насторожились.

— Наши. И коня ведут. А бандита, видно, пуля настигла, — услышал Аргентовский подавленный голос Кости и подумал: «Ничего, обкатается парень».

Первым подъехал Бармин, доложил:

— Товарищ комиссар, живым бандита взять не смогли — больно уж резвым жеребчик оказался. Ежели б не болотина, ушел. Мы тут… — Бармин спешился. К нему подвели серого в яблоневых накрапах коня. Дугой выгнув шею, он фыркал и косил диковатыми темными глазами. — Желаем подарить тебе этого скакуна. От чистого сердца…

Бармина поддержал весь отряд.

— Возьми, комиссар, обчеством просим. Он получше твоего маштачка, донских или орловских кровей будет.

Аргентовский молча схватил коня под уздцы, слегка хлопнул по шее и прыгнул в седло. Под тяжестью тела скакун присел на задние ноги, потоптался на месте, затем могучей грудью прорезал толпу милиционеров, вымахнул в поле. Лавр поставил его на дыбы. Какое-то мгновение всадник и лошадь застыли, словно изваянные из гранита. Потом, встрепенувшись, конь птицей распластался по степи и скрылся за косогором.