Аргентинские сказки - [3]

С XVII в. для пополнения рабочей силы в Аргентину ввозили негров — но относительно немного, особенно в сравнении со странами Карибского бассейна и Бразилией (в 1813 г. в Аргентине насчитывалось около двенадцати тысяч негров, живших преимущественно в Буэнос-Айресе). А в конце XIX — начале XX в. страну захлестнула волна новой европейской эмиграции — в основном итальянцев и испанцев, но также немцев, русских, украинцев и евреев; и за счет иммиграции с 1900 г. по 1914 г. население Аргентины увеличилось вдвое — с четырех до восьми миллионов человек. Так и получилось, что Аргентина, как и соседний Уругвай, по этническому составу населения являются самыми «европейскими» странами континента.

Этот по необходимости краткий исторический экскурс имеет прямое отношение к аргентинской народной сказке. Она взрастала на почве испанской традиции, вбирала в себя европейские «бродячие сюжеты» и при том испытала минимальное влияние индейского и афроамериканского фольклора. Аргентинская сказка — не метиска и не мулатка, а чистокровная креолка (так называют белых жителей Латинской Америки).

Так что ж, выходит, аргентинской сказочной традиции как таковой не существует? Вовсе нет. Сюжет в сказке важен, но это еще не вся сказка — подобно тому, как корень еще не все растение. Корни похожи друг на друга, а вот листья и цветы отличишь с первого взгляда. Национальный колорит сказке придают как раз «вершки», то есть вариации устойчивых сюжетов, трактовка персонажей, детали. За неожиданным поворотом сюжета, за мелкой деталью, за отдельным словом подчас открываются целые пласты национальной культуры, особенности истории народа, его нравы, обычаи, представления о мире.

К примеру, тот же сюжет о вершках и корешках, известный большинству народов Европы, в аргентинском фольклоре получает чисто американское продолжение: один из персонажей обманывает себя не дважды, а трижды, когда после третьего посева отдает сопернику «серединки» маиса (початки). Или же взять легенду, в которой Господь Бог просит у торговца табаком закурить и наказывает скупца, отказавшего ему в этом маленьком удовольствии. Всевышний с сигарой — образ для европейца невозможный, святотатственный! Для латиноамериканца же, оказывается, — вполне возможный, коль скоро человек создан по образу и подобию Божьему. Возможно, в этом сюжете проявился элемент культуры индейцев, которые курили в ритуальных целях, для общения с богами.

Ярче всего национальный колорит проявляется в сказках о животных, составляющих самый обширный корпус аргентинского повествовательного фольклора. Что касается их «корешков», то в Аргентине сложилось немало самостоятельных сюжетов, которые легко распознаются. И все же и в этих сказках большинство сюжетов восходит через испанскую традицию к общеевропейским источникам. А именно — к басням Эзопа, переведенным на испанский язык в 1498 г., как раз в эпоху открытия Америки, и к знаменитому «Роману о Ренаре». Это замечательное произведение средневековой французской литературы, созданное разными авторами в XII–XIII вв., состоит из двадцати шести стихотворных повествований о проделках лиса Ренара и о его борьбе с волком Изегримом. Сюжеты «Романа о Ренаре» имели широчайшую популярность и вошли в фольклор многих народов Европы, в том числе и в русскую, и в испанскую сказку.

В Аргентине традиционные европейские сюжеты переиначивались, приспосабливались к местным природным условиям, и, разумеется, изменились герои-животные. Здесь, впрочем, необходимо сделать одно существенное разъяснение. Когда испанские конкистадоры встречали в Америке неведомых зверей, они часто называли их по аналогии с известными животными Старого Света: ягуара — тигром, пуму — львом, кондора — орлом и т. д. Поэтому, хотя многие представители американской фауны имеют двойное название — местное и европейское, в аргентинских сказках действуют местные разновидности зверей и птиц с их особенным обликом и характерными повадками.

Центральным героем аргентинских сказок о животных остается лис. Только в отличие от Ренара и от русской лисы, он куда менее удачлив. Ему удается обхитрить более сильных зверей, но когда он пытается обмануть или поймать тех, кто поменьше да послабее, то чаще всего попадает впросак, а нередко бывает жестоко наказан. Сказки о лисе составители скомпоновали таким образом, что они образуют как бы единую историю: за каждой удачной проделкой следуют неудачи и наказания, и, в конце концов, наученный горьким опытом, лис «образумится» и выступит в добродетельном качестве бескорыстного помощника.

Волк, один из главных героев европейских сказок о животных, из аргентинских сказок исчез, благо волки в Южной Америке не водятся. Его место занял тигр-ягуар. До чего ж незадачливый зверь! Хоть и силы у него в избытке, и храбрости ему не занимать, и жалостью его не проймешь — да только все его обманывают и побеждают: от человека до крохотного сверчка. Для аргентинского скотовода ягуар — самый опасный враг среди зверей, и потому нет ему пощады в народных сказках.

Местный колорит подчас очень своеобразно проявляется и в волшебных сказках, сюжеты которых отличаются особой устойчивостью. В этом отношении любопытно рассмотреть сказку «Семиглавый змей».