Арена XX - [40]
Говорили то же, что Ежов дяде Ване, только рубя воздух рукой на каждое смысловое «пли!». Слышно-то не всем, зато видно каждому. А их аудитория не ограничивалась одним дядей Ваней – вот кого здесь как раз бы не досчитались, когда б считали «убитых горем родственников и близких». Но у жертв классовой борьбы родственников нет, родственники – буржуазный пережиток и протоколом революционных похорон не предусмотрены: а что как они стоят на классово чуждых позициях. Мы здесь все одинаково близки, все одного рода – голодных и рабов.
Хронист пишет: «Вышли на траурный митинг рабочие, ремесленники; пришли крестьяне из окрестных деревень, бывшие солдаты, вчера только бежавшие из разложившейся царской армии. Присутствовали и красноармейцы местного гарнизона. Пришли все: и мужчины, и женщины, и подростки. Слышны разговоры: “Сколько народу положили! Скоро, как в Германии, стоймя хоронить будут… Откуда знаю, тетка? Да читал”».
Уже в ближайшем «Кличе юного коммунара» Трауэр начнет публикацию писем тех, кого не пощадил белый террор. Большевик-подпольщик Абрам Комлев обращается на прощанье к жителям родной деревни:
Козьма Розгин, Борька Косой и ты, Петруха Сысоев.
Вы всё спорили со мной, когда я к вам приезжал за советскую власть агитировать, всё не верили, что Комуч это обираловка и буржуйский обман трудового народа. Вот народное добро и досталось антанте, весь золотой запас казны царской, для раздачи вам, беднякам, предназначенный. Это случилось из-за вас, потому что вы хуже Фомы-неверного и не пошли служить в Красную Армию.
Но еще не поздно исправить положение дел и вернуть украденное чехословаками золото. В одиночку это мне было не под силу, нужно много бойцов. После того, как замысел мой открылся, я неделю прятался в больнице, но меня выдал один предатель и трус.
Перед казнью я крикну им: «Вы убьете меня, но тысячи других сынов трудового народа станут на мое место!».
Прощайте же, Козьма Розгин, Борька Косой и ты, Петруха Сысоев. Помяните добрым словом своего земляка-селянина Абрамку Комлева за то, что отдал жизнь за народное счастье.
Четыре коммуниста, осужденные 4 сентября 1918 года военно-полевым судом при штабе обороны города Казани на смертную казнь, шлют свой предсмертный прощальный привет товарищам.
Желаем вам успешно продолжить наше общее дело.
Умираем, но торжествуем и приветствуем победоносное наступление Красной Армии. Надеемся и верим в торжество идеалов коммунизма.
Да здравствует Красная Армия!
Да здравствует Коммунистический Интернационал!
Старенький мой папочка-товарищ! – пишет отцу эскапист (СКП – Союз Коммунистических Подростков). – Когда ты будешь читать эти строки, меня уже не будет в живых. Я не жду пощады от врагов революции и не желаю ее. Пятнадцатилетний капитан, я всю свою недолгую жизнь искал бури. Сердце мое бьется счастьем, и я умираю с гордо поднятой головой. Я хотел спасти жизни шести товарищей-подпольщиков, но вышел седьмой.
Не горюй о своем юном сыне. Я из земли цветком вырасту, и слезы твои его оросят. Прости и прощай.
Твой Николай Карпов.
Трауэр долго думал, как правильней: «его оросят» или «меня оросят»?
Дядя Ваня занемог.
Еще когда Хмельницкий поил его рыжим морковным чаем с протертой ягодой – вместо сахара – стало ясно: наш возмущенный разум не выдерживает уготованной ему температуры кипения. Настойчивая сбивчивая скороговорка отбивает чечетку крышкой вскипевшего чайника. И все об одном – нет, не о сыне. О том, как в театре не могли на него нахвалиться, чуть что – к нему. Один раз за пять минут до выхода прибегает Елена Прекрасная, а из тюрнюра дым, как из трубы.
– Представляете, прелестное существо, фея, а из трубы дым, – он засмеялся. – Вспыхнул тюль сзади на платье… имела неосторожность прислониться к печке… загасили кое-как… представляете, мужчины ладонями… ха-ха-ха… на месте тюрнюра черная дыра, и дым из нее… мы горели на днях, может, слышали? Еще Бог миловал, а могли б как Эчильдейка, дворник. Наверно, слыхали. Я ей шалью-то завязал сзади, как будто у нее зуб там разболелся. Подшил в минуту. Не видно ничего, только запах.
– Обмундирование у бойцов голое, – сказал Хмельницкий, глядя мимо дяди Вани. – Необходимо собрать всех ремесленников-одиночек в одну пошивочную мастерскую для нужд рабоче-крестьянской армии…
Тут дядя Ваня извинился, что по нужде должен отлучиться.
Нет, на поиски дяди Вани не снарядили экспедицию. По исчезновении своем отец героя был забыт столь же радикально, как и обласкан. Хмельницкий – ответственный работник губсовнархоза, секретарь отдела по обработке животных продуктов. У него каждая минутка на учете, каждое деленьице на циферблате. Мог бы – национализировал время. Все решительно должно служить одной-единственной цели – хорошей погоде, говоря иносказательно. Ведь при коммунизме всегда будет солнце. Пока что мелкие производители припрятали все свои запасы и добровольно расставаться с ними не собираются. Хлопот с мелкими собственниками больше, чем с крупными: фабрику под полом не спрячешь. Да и фабриканты, хоть и хищники, но рвут мясо рабочего человека чужими когтями, а у мелких собственников они свои. Для революции, товарищи, кустарь-одиночка враг более опасный, чем братья Елисеевы.
В новую книгу Леонида Гиршовича вошли повести, написанные в разные годы. Следуя за прихотливым пером автора, мы оказываемся то в суровой и фантасмагорической советской реальности образца семидесятых годов, то в Израиле среди выехавших из СССР эмигрантов, то в Испании вместе с ополченцами, превращенными в мнимых слепцов, а то в Париже, на Эйфелевой башне, с которой палестинские террористы, прикинувшиеся еврейскими ортодоксами, сбрасывают советских туристок, приехавших из забытого Богом промышленного городка… Гиршович не дает ответа на сложные вопросы, он лишь ставит вопросы перед читателями — в надежде, что каждый найдет свой собственный ответ.Леонид Гиршович (р.
Герой романа «Обмененные головы» скрипач Иосиф Готлиб, попав в Германию, неожиданно для себя обнаруживает, что его дед, известный скрипач-виртуоз, не был расстрелян во время оккупации в Харькове, как считали его родные и близкие, а чудом выжил. Заинтригованный, Иосиф расследует эту историю.Леонид Гиршович (р. 1948) – музыкант и писатель, живет в Германии.
Жанр путевых заметок – своего рода оптический тест. В описании разных людей одно и то же событие, место, город, страна нередко лишены общих примет. Угол зрения своей неповторимостью подобен отпечаткам пальцев или подвижной диафрагме глаза: позволяет безошибочно идентифицировать личность. «Мозаика малых дел» – дневник, который автор вел с 27 февраля по 23 апреля 2015 года, находясь в Париже, Петербурге, Москве. И увиденное им могло быть увидено только им – будь то памятник Иосифу Бродскому на бульваре Сен-Жермен, цветочный снегопад на Москворецком мосту или отличие московского таджика с метлой от питерского.
«Суббота навсегда» — веселая книга. Ее ужасы не выходят за рамки жанра «bloody theatre». А восторг жизни — жизни, обрученной мировой культуре, предстает истиной в той последней инстанции, «имя которой Имя»…Еще трудно определить место этой книги в будущей литературной иерархии. Роман словно рожден из себя самого, в русской литературе ему, пожалуй, нет аналогов — тем больше оснований прочить его на первые роли. Во всяком случае, внимание критики и читательский успех «Субботе навсегда» предсказать нетрудно.
1917 год. Палестина в составе Оттоманской империи охвачена пламенем Мировой войны. Турецкой полицией перехвачен почтовый голубь с донесением в каирскую штаб-квартиру генерала Алленби. Начинаются поиски британских агентов. Во главе разветвленной шпионской организации стоит Сарра Аронсон, «еврейская Мата Хари». Она считает себя реинкарнацией Сарры из Жолкева, жены Саббатая Цви, жившего в XVII веке каббалиста и мистика, который назвался Царем Иудейским и пообещал силою Тайного Имени низложить султана. В основу романа положены реальные исторические события.
Во время концертного исполнения рапсодии для скрипки соло на глазах у публики скончался замечательный виртуоз, первая скрипка провинциального города. Местная газета отмечает поразительный факт: смерть артиста еще месяц назад была предречена с точностью до одной минуты. Значит, смерть скрипача и ее предсказание необходимо изучить полицейскому следователю.
ББК 84.Р7 П 57 Оформление художника С. Шикина Попов В. Г. Разбойница: / Роман. Оформление С. Шикина. — М.: Вагриус, СПб.: Лань, 1996. — 236 с. Валерий Попов — один из самых точных и смешных писателей современной России. газета «Новое русское слово», Нью-Йорк Книгами Валерия Попова угощают самых любимых друзей, как лакомым блюдом. «Как, вы еще не читали? Вас ждет огромное удовольствие!»журнал «Синтаксис», Париж Проницательность у него дьявольская. По остроте зрения Попов — чемпион.Лев Аннинский «Локти и крылья» ISBN 5-86617-024-8 © В.
ББК 84.Р7 П 58 Художник Эвелина Соловьева Попов В. Две поездки в Москву: Повести, рассказы. — Л.: Сов. писатель, 1985. — 480 с. Повести и рассказы ленинградского прозаика Валерия Попова затрагивают важные социально-нравственные проблемы. Героям В. Попова свойственна острая наблюдательность, жизнеутверждающий юмор, активное, творческое восприятие окружающего мира. © Издательство «Советский писатель», 1985 г.
Две неразлучные подруги Ханна и Эмори знают, что их дома разделяют всего тридцать шесть шагов. Семнадцать лет они все делали вместе: устраивали чаепития для плюшевых игрушек, смотрели на звезды, обсуждали музыку, книжки, мальчишек. Но они не знали, что незадолго до окончания школы их дружбе наступит конец и с этого момента все в жизни пойдет наперекосяк. А тут еще отец Ханны потратил все деньги, отложенные на учебу в университете, и теперь она пропустит целый год. И Эмори ждут нелегкие времена, ведь ей предстоит переехать в другой город и расстаться с парнем.
«Узники Птичьей башни» - роман о той Японии, куда простому туристу не попасть. Один день из жизни большой японской корпорации глазами иностранки. Кира живёт и работает в Японии. Каждое утро она едет в Синдзюку, деловой район Токио, где высятся скалы из стекла и бетона. Кира признаётся, через что ей довелось пройти в Птичьей башне, развенчивает миф за мифом и делится ошеломляющими открытиями. Примет ли героиня чужие правила игры или останется верной себе? Книга содержит нецензурную брань.
О книге: Грег пытается бороться со своими недостатками, но каждый раз отчаивается и понимает, что он не сможет изменить свою жизнь, что не сможет избавиться от всех проблем, которые внезапно опускаются на его плечи; но как только он встречает Адели, он понимает, что жить — это не так уж и сложно, но прошлое всегда остается с человеком…
В жизни каждого человека встречаются люди, которые навсегда оставляют отпечаток в его памяти своими поступками, и о них хочется написать. Одни становятся друзьями, другие просто знакомыми. А если ты еще половину жизни отдал Флоту, то тебе она будет близка и понятна. Эта книга о таких людях и о забавных случаях, произошедших с ними. Да и сам автор расскажет о своих приключениях. Вся книга основана на реальных событиях. Имена и фамилии действующих героев изменены.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Роман «Время обнимать» – увлекательная семейная сага, в которой есть все, что так нравится читателю: сложные судьбы, страсти, разлуки, измены, трагическая слепота родных людей и их внезапные прозрения… Но не только! Это еще и философская драма о том, какова цена жизни и смерти, как настигает и убивает прошлое, недаром в названии – слова из Книги Екклесиаста. Это повествование – гимн семье: объятиям, сантиментам, милым пустякам жизни и преданной взаимной любви, ее единственной нерушимой основе. С мягкой иронией автор рассказывает о нескольких поколениях питерской интеллигенции, их трогательной заботе о «своем круге» и непременном культурном образовании детей, любви к литературе и музыке и неприятии хамства.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)