Арена - [88]

Но библиотекарь-колдун не давал ей покоя; она смотрела в потолок, к которому были прикреплены Луна, Земля и звёзды, — модель Вселенной; Саша, младшая сестра, привезла из очередной поездки в Китай; в темноте они светились еле-еле, но чем дольше смотришь — тем ярче; и вот уже словно плывёшь в открытом космосе; Саша учится в балетной школе при большом старинном театре, труппа летом гастролирует; а как же без танца маленьких лебедей, Саша вторая слева; «где меч?» — спрашивают принцесса и библиотекарь у народа из ущелья; народ там живёт красивый, в красных и синих одеждах — рубины и сапфиры; и герцог — у них нет короля, у них герцог — улыбается: «меч — это легенда, меч — это твоё сердце»; тогда библиотекарь зажмуривается, прикасается к сердцу, и в руке его сияет огромный бриллиантовый меч. «Двуручник, — думает Клавдия, — Кеес носит его за спиной, и меч — словно его крылья, им легко вдвоём»; они идут с принцессой дальше, по горам, и находят однажды огромную глыбу чёрного льда; Кеес разрубает её мечом — глыба взрывается, шипит, тает, а в ней оказывается белый хрупкий цветок с острым и при этом нежным прохладным ароматом — эдельвейс; цветок говорит с Кеесом: им нужно идти на запад, где страна закатов… «Господи, что за страна закатов, что за бриллиантовые мечи… спать, спать…»

Разбудил её телефон — уфф, уже утро, за окном всё сияет, птицы свистят, — рингтон «Эй, этот месяц май» «Точки Росы»; это оказался Вальтер; сказал, что сам заехать не может: на него свалили всё оружие — целых три рюкзака, и у одного лопнула только что лямка, всё рассыпалось, обратно не складывается, так что он заранее предупреждает; «замечательно, — фыркнула Клавдия, — блин, я не потащу на себе жратву на весь Арчет, мечи свои грызть будете»; «я же сказал, — терпеливо ответил Вальтер, — я пришлю кого-нибудь». Можно было поспать ещё полчаса, но не хотелось, и она слушала звуки за окном: как просыпается город, звенят трамваи, как молочник кричит в соседнем дворе: «Ма-алако, ма-алако! Тва-арог, сметана!»; встала, пошла на кухню, налила сока, персикового, холодного, густого, почти пюре; какая-то акция на коробке: «Счастье ждёт тебя» — южный сад, полный яблок, персиков, винограда; вдруг на секунду Клавдии расхотелось куда-то ехать — остаться бы так: в солнечной кухне, в пижаме, босиком, со стаканом сока в руках; остановить время взмахом руки, растянуть, закрутить, замкнуть; а если и ехать — так к дедушке Михаю: у него не просто сад, а его сердце — огромный цветник… В дверь позвонили — коротко так, будто нечаянно нажали, ошиблись и сразу поняли. Клавдия всё-таки пошла открывать: вдруг ещё раз позвонят, а мама спит; ужасно неприятно, когда будят в рань. На пороге стоял букет цветов в соломенной корзине — огромные пушистые красные розы; Клавдии стало приятно, хотя это явно маме. Водрузила корзину на холодильник: мама зайдёт на кухню и — «ах!». Направилась в ванную, и тут опять позвонили; она снова открыла сразу — только бы маму не разбудили; за дверью стоял человек, весь увешанный чемоданами; чувствовалось, что он пыльный, потный, утомлённый локтями соседей, — будто не на поездах сейчас путешествуют, а по-прежнему в дилижансах.

— Сорок вторая?

— Нет, — ответила Клавдия, — они этажом выше.

— Ох, извините, я вас разбудил.

— Всё в порядке.

И опять она собралась в ванную — и в дверь снова позвонили. Клавдия открыла.

— Верите ли вы в Бога, Спасителя нашего? — спросила пожилая полная женщина в тёплой шали, хотя день обещался быть жарким.

— Только не с утра, — быстро захлопнула дверь Клавдия; ей сразу, правда, стало стыдно; «ну и что, — давила она совесть, — зачем же так рано приходить со своими брошюрками, тем более что я не верю в Бога; совсем; ни капельки». Намылилась орифлеймовским гелем для душа, бодрящим, со всякими цитрусами; помыла зачем-то голову, хотя мыла её вечером; только вышла, вытираясь полотенцем, и ещё одно на голове, размышляя, чем бы таким позавтракать, как в дверь вновь позвонили. Клавдия аж испугалась — она как раз стояла в прихожей.

— Доброе утро, Клавушка, — уфф, соседка; пришла просить соль, хлеб, гвоздику и корицу для глинтвейна или ещё что-нибудь, — ты извини, что так рано; не дашь хлеба? Сели завтракать, а хлеба нет; лучше батон, белый, нарезной, если есть… — заглянула с порога в прихожую. — А что так вещей много? Уезжаешь, что ли, куда?

— Да, на игру, — Клавдия вручила соседке батон и стала закрывать дверь.

— Куда-куда? — но дверь уже закрылась; Клавдия решилась на яйца по-ирландски: жареные картошка, сладкий перец и лук, сверху пара яиц, не жарить до хруста, а только чтоб схватились. Почистила картофелину, похожую на Луну — вся в кратерах, и в дверь позвонили в пятый раз.

— Наша квартира сегодня в созвездии Льва — в центре внимания, — пробормотала девушка, открыла; там стоял немногословный почтальон: «Петржела? Распишитесь вот здесь». Телеграмма была от дедушки Михая — мол, дачный сезон открыт, приезжайте, любимая доченька, любимые внученьки, когда захотите, всегда рад. Клавдия разулыбалась, прикрепила телеграмму под розами; дочистила, порезала, пожарила и только накидала еды в тарелку, как опять кого-то принесло.