Арджуманд. Великая история великой любви - [21]

Мир Абдул Карим, высокий, степенный, подошел и низко поклонился:

— Падишах, у нас затруднение…

Мастер замер, ожидая разрешения продолжить. Шах-Джахан молча смотрел на него. На лбу Абдул Карима проступила испарина. Он помнил правителя совсем еще юным принцем, своенравным и умеющим добиться своего. С годами Шах-Джахан стал мудрее, но и безжалостней, а «затруднение» — это слишком мягко сказано…

— Дело в реке, — неуверенно начал он, прочистив горло. — Изменение русла приведет к тому, что вода рано или поздно подмоет фундамент и будет просачиваться внутрь гробницы… Земля не удержит вес строения. Нужно перенести гробницу дальше от берега…

— Осушите воду! И не обращайтесь ко мне с подобными мелочами. Строители вы, а не я.

— Слушаюсь, мой повелитель… Будет исполнено… Но… нам не хватает железняка, чтобы предохранить фундамент от дальнейшего просачивания воды.

— Так купите больше, — раздраженно приказал Шах-Джахан. — Почему строительство до сих пор не начато?

Ответом было молчание. Наконец заговорил Иса:

— Макет не вполне закончен, а Коран запрещает привносить изменения после того, как строительство будет начато. Мы ожидаем вашего приказания…

— Все должен делать я сам… — проворчал Шах-Джахан. — Подготовьте чертежи — гробницу нужно сделать сложнее и больше, но при этом не нарушая ее простоты.

Снова вокруг макета загорелись огни. Все смотрели… словно ожидая, что падишах даст подсказку, но он не проронил ни слова. Однако казалось, будто жизнь гробницы уже началось.

— Ступайте и к завтрашнему дню подготовьте свое решение, — наконец сказал правитель. — Иса!

Иса остался. Остальные, тихо перешептываясь, растворились в темноте.

Шах-Джахан отвернулся от перил.

— Какой она была, Иса? — Великий Могол спросил это, как ребенок, который хочет, чтобы ему рассказали хорошо знакомую сказку…

Мурти смотрел с холма вниз. Он сидел на корточках рядом с Гопи, неподалеку играла Савитри. Девочка выжила и росла здоровенькой. Необходимость присматривать за дочкой его раздражала. Не мужское это дело, но, поскольку другого занятия у него не было, Сита оставляла малышку с ним — теперь ей было тяжело таскать ее с собой. Когда подходило время кормления, Мурти нес ее к матери, и та, ненадолго оторвавшись от работы, торопливо давала грудь.

Внизу собралась толпа. Звездочеты вычислили точное время, благоприятное для закладки фундамента. Муллы, похожие на ворон в своих черных облачениях, готовились к проведению обряда. Все работы были приостановлены. Мурти терпеливо ждал. До него доносился дробный стук барабанов и звучание рога; дальше по реке видна была процессия, двигавшаяся от Лал-Килы. Паланкин, в котором несли падишаха, сопровождали солдаты, придворные и чиновники. Чтобы добраться до места, требовалось время.

В полдень, когда солнце достигло высшей точки небосклона, в замершем воздухе раздались молитвы. Мурти увидел дымок от воскуренных благовоний, падишах преклонил колени, поцеловал землю, и… все закончилось. Краткость и простота церемонии удивляла. Когда к строительству храма приступали индусы, церемония длилась несколько дней; богам приносили бесчисленные жертвы, от рассвета до заката нараспев читали Веды, на кострах жгли цитрусовые, в огонь подливали масло и молоко, нищим раздавали милостыню… Такая незамысловатая тамаша разочаровывала.

Дни тянулись и тянулись, похожие один на другой. Мурти страдал от тревоги и скуки. Он часто перебирал свои инструменты: девять резцов разных размеров. Самый маленький был тонким, как прутик, и казалось, вот-вот сломается в сильных руках. Гопи подрастал, и Мурти показал ему, как точить резцы, как обращаться с ними. Пусть понемножечку набирается опыту…

За лачугой он прокопал канавку, ведущую в неглубокую ямку. В канавку он просунул узкое сопло мехов и попробовал раздуть их: пыль из ямки разлетелась. Выждав день, чтобы земля как следует уплотнилась, Мурти наполнил ямку горящими угольками. Гопи раздувал мехи, а сам он бережно опустил в угли край резца. Когда металл начал светиться красным, Мурти щипцами вытащил резец и, положив на гладкую глыбу железняка, отбил по краю молотком. Потом он сунул резец в сосуд с водой, закалил… Привычное занятие немного успокоило его. Он позволил Гопи попрактиковаться, и, поглощенные работой, отец с сыном не заметили, как пролетело время.

Как-то вечером, сидя на корточках у хижины, Мурти увидел группу людей, явно направлявшихся к нему. Одного-двух он знал, остальные были чужаками, все богато одетые. Впереди шел купец Мохан Лал, торговец пряностями. Обычно он одевался кое-как, не желая привлекать внимания к своим доходам, но сегодня одежда на нем была чистая, новая.

Мурти торопливо поднялся и поприветствовал гостей, склонившись в намасте. Усадить гостей было не на что, разве что на землю. Кто-то присел, скрестив ноги, другие устроились на корточках. Мурти крикнул Сите, чтобы та принесла чай, гости из вежливости запротестовали, но было видно, что от чая они не откажутся.

— Меня зовут Чиранджи Лал, — заговорил низкорослый пухленький человек. — Я приехал из Дели, чтобы делать мозаики для гробницы. Я слышал, ты — мастер,