Ardis. Американская мечта о русской литературе - [51]
Впрочем, отказ принять деньги от Марамзина мотивирован не только тем, что достаточных денег у эмигранта, очевидно, нет. За этим стоит четкая издательская позиция: «Часто люди предлагают нам заплатить за то, чтобы мы опубликовали книгу. Я бы уже разбогател, если бы получал доллар всякий раз, когда Иосиф (Бродский. — Н. У.) говорит, что готов заплатить $ 500, чтобы помочь опубликовать чью-то книгу — как правило, написанную его другом. Мы никогда не считали это приемлемым для русских книг, поскольку это приведет к самым разным проблемам, и главная из них — неизбежная эрозия нашей независимости[338].
Характерная оговорка Карла «для русских книг» относится к Роберту Кайзеру. Его «Россию: власть и народ» Карл начал обсуждать с ним в переписке уже в 1976 году: «Сценарий такой… Ты вносишь $ 5000, разделенные на 10 платежей 30-го числа каждого месяца… Это оплачивает перевод и время Лифшица (Лев Лосев. — Н. У.) за машиной… Мы печатаем 1250 в бумажном и 150 в твердом переплете — все производственные расходы «Ардис» берет на себя (что-то между $ 2500 и $ 3500). Притворимся, что остальных обычных накладных расходов нет (каталог, упаковка, почта)»[339].
Роберт Кайзер в комментарии для этой книги отметил, что Профферы первыми предложили, чтобы «Ардис» опубликовал его книгу, «и мне идея понравилась. Я знал, что русские читатели конца 70-х годов подозрительно относились к различным изданиям, поддержанным ЦРУ, тогда как репутация «Ардиса» была золотой. Я даже не помню, чтобы ко мне когда-нибудь обращалось YMCA… Я всегда был автором «Ардиса»»[340]. Случай субсидии Кайзера, насколько я могу судить, был исключительным и, как видим, объяснялся неизбежными расходами на перевод.
Расчет количества копий, соотношение книг в мягких и твердых переплетах, поддержание техники в надлежащем состоянии, допечатки тиражей — не единственные вопросы, которыми занят хозяин одного маленького издательского дома. Он пишет Марамзину: «Деньги — это проблема, мой друг. Если бы у нас всегда было достаточно денег, мы никогда бы не запаздывали с нашими книгами. Но мы всегда опаздываем со всеми ними. Мы всегда должны приводить имеющиеся деньги в баланс с дюжиной разных неожиданностей. Английские книги против русских. Мертвые авторы против живых. Большие книги против маленьких. И так далее, и тому подобное. Если ситуация очевидно чрезвычайная, автор до сих пор находится в СССР в опасности или нужде, как Марамзин, мы всегда можем предпринять что-нибудь быстро. Если это книга, которая, как мы знаем (или предполагаем — никто точно не знает), будет прибыльна — и таким образом расширит, как говорят марксисты, экономическую базу, она будет поставлена вперед других. Двигатель толкает паровоз. Если же это книга, на которую мы можем продать права кроме русского издания — это влияет на окончательное решение по поводу очередности публикаций. Если мы полагаем, что эта книга является шедевром (Школа, прости…), мы ее поставим первой… Ожидать два с половиной года мучительно для любого автора. Для тебя и для других — поверь мне, ты не один, и не ты рекордсмен»[341].
Два года — действительно не предел. В письме Евгению Попову Проффер уточняет: ««Ардис» — очень ограниченное издательство и у нас всегда лежит работа на три или четыре года»[342].
Карл понимал, что преподаватели и студенты отделений славистики, которые в связи с холодной войной приобретали новый вес, будут благодарны не только за книги, нужные в работе и учебе. «Ардис» даст им возможность где-то публиковаться. И часто, как говорит Эллендея, они соглашались на переводы совершенно бесплатно — в академической карьере нужны публикации. Как пишет Карл одной из переводчиц, «истории, которые появляются в RLT, приносят переводчикам только честь в их библиографиях». За переводы в англоязычных антологиях предполагались «некоторые скромные роялти», которые делились между переводчиками постранично[343].
Удивительно, что при постоянных финансовых проблемах Профферы ухитрялись платить небольшие гонорары писателям, публиковавшимся по-русски, хотя их книги окупались нечасто. Бывали, конечно, исключения. Например, Карл сообщает Копелеву: «Некоторые русские книги приносят прибыль. Набоков и другие репринты, которые продаются относительно хорошо и дешевы в производстве»[344]. В 1979 году Карл пишет Битову, что они продали 1200 копий «Пушкинского дома». Это «очень прилично по нашим меркам — примерно сопоставимо с Набоковым — и мы уже отбили ваш аванс в $ 500, переданный вам»[345]. Обычный гонорар составлял 10 % от книг в переплете и 5 % — в бумажной обложке при соотношении 850 экземпляров в бумаге и 150 — в переплете[346].
Гонорары кратно росли в случае, если удавалось широко продать международные права. Так, например, в 1979 году Карл сообщает Копелеву, что у того на счету накопилось примерно 40 тысяч долларов[347]. Это был, разумеется, только промежуточный итог. На тот момент Лев Зиновьевич, как помним, был вторым по доходам после Солженицына русским писателем в мире — так оценивал Проффер.
«В случае с Львом Копелевым… мы продали права на его первые книги во Франции, Германии, Испании, Японии, Швеции, Голландии, Италии и Финляндии (не упоминаю английские права в Британии и США), — пишет Карл в 1979 году. — …Только испанские права были куплены за $ 10 000, и это была самая маленькая сумма по сравнению с остальными крупными странами. «Школа для дураков» Саши Соколова была продана во Франции, Италии, Германии и Голландии (и он получил авансов больше чем на 20 000 франков за мировые права…). В случае с Битовым и Искандером у нас только ограниченные права, но, например, Mondadori заплатило Андрею $ 2000 и $ 6000 — Фазилю»
