Арбузники - [10]
— О, конечно, я с своей стороны согласен. Дело в том, что мое время расписано до последних минут. Меня ждут на губернскую олимпиаду. В центре тоже. Но дела не дают мне забыть о моем долге перед делом физкультуры. Ради вас, ради смены, которая придет за нами и сменит нас стариков, я… я готов…
Омченко торжественно вздохнул и подал руку.
— Так мы все приготовим, товарищ, на завтрашнее утро. Дистанция мили на четыре вас не смутит?
— О, это мелочь!.. Я однажды проплыл без передышки двадцать семь миль. И что же? Никакого впечатления… Ун-н-ннкум!..
Пароход в Херсон с остановками во всех промежуточных пунктах отходил в 12 дня. Тяжело скрипели трапы и неумолимо жгло солнце. У мола тихо плескалась пыльная, словно эмалированная, зеленая вода.
Плавали окурки, объедки, арбузные корки, консервные банки и другие отбросы.
Углы мола, как тещины языки, выбрасывались по бокам у входа в гавань. В глубоких бухтах неугомонно выли сирены, шныряли лодки, сверкали белоснежными хлопьями на горизонте паруса.
Над городом, несмотря на суетливую хлопотливость и портовый гомон, повисло ленивое спокойствие.
У городской железнодорожной кассы стояли истомленные жарой хвосты за билетами на московские поезда.
На славу торговали палатки минеральных вод и мороженщики. Николай Омченко с двумя небольшими чемоданами шел размашистой походкой, свойственной длинным людям, к пристани. Временами он беспокойно поглядывал назад и на часы.
У входа на пассажирскую пристань его с веселыми улыбками встретили две девушки и три взрослых, регулярно бреющихся, мальчика.
— А мы вас, Омченко, ищем по всему городу… Куда же вы?
— Я… я искал вас, друзья.
— А мы вас. Вот хорошо! Так как же, плывем?
— Конечно.
Омченко даже немного растерялся. Его бескровно-белое продолговатое лицо нервно подергивалось углами губ.
Мальчики взяли его чемоданы, и вся группа направилась вдоль по пристани к школе плавания.
Там все сели в лодку и направились к молу и выходу в открытое море.
От этого места предполагалось начать пробег. Омченко спокойно разделся.
— Начнем? — спросили его мальчики.
— Да…
Лодка пошла сбоку. Омченко пошел на правом боку, стилем овер-арм[16].
— Как ваше самочувствие? — спрашивали девочки.
— Прекрасно, — отвечал Омченко.
— Ваши силы? — осведомлялись мальчики.
— Я в форме, — отрезал он.
Плавать Омченко умел довольно прилично, но большие дистанции он покрывал только в своем блестящем воображении.
От одного конца мола до другого при выходе в море у гавани было не меньше трех миль.
— Скажите, Омченко, Джонни Вейсмюллер очень хорошо плавает?
— Да.
— Какое у него лучшее время на сто?
— 59 секунд.
— Каким стилем он работает?
— Вольным.
— А вы любите говорить во время плавания?
— Мне все равно.
— Но все-таки?
— Люблю…
— Ах, мы так хотим делать вам все приятное… Скажите, кто лучший из женщин на сто?
— Ласкне — Америка… 1 минута 12,4 секунд… Вольный стиль.
— Ах, спасибо. Какой вы любезный, Омченко! Может, вы хотите конфетку?
Лодка шла сбоку, и, чтобы слышать и отвечать, нужно было орать более, чем громко. Каждое слово отрывало от возможности следить за правильным дыханием.
Омченко стал сдавать, а проделано было не больше трети всего расстояния. Мальчики и девочки не молчали и трех минут, а Омченко начал глотать морскую воду. Она забиралась в нос, щекотала небо и вызывала тошноту.
Небольшой отдых дала бы смена стиля — скажем, спина; но девочки, желавшие сделать Омченко столько приятного, отрезали ему дорогу:
— Ах, Омченко! И вы можете так всю дорогу идти «овер-арм» на правом боку?
— Какие пустяки!.. Однажды, когда я плыл двадцать семь…
Омченко окунулся и проглотил столько воды, что потерял всякую возможность соображать, и, как на зло, волна шла за волной, и он настолько ослаб, что не мог бороться на гребне, а попадал в самый центр…
На половине пути мальчики и девушки вытянули из воды тело Омченко и, причалив к другой стороне мола, стали выкачивать искусственным дыханием влившуюся в него воду.
После хорошей дозы нашатыря и влитых в рот эфирно-валерьяновых капель, Николай Омченко пришел в себя и заговорил:
— Безобразие!.. Я делал двадцать семь миль, а вы своим вмешательством помешали мне покрыть вашу несчастную, котом наплаканную лужу в три мили…
Сельскохозяйственный техникум расположился в версте от уездного городка — родина Николая Омченко. Он раскинулся своими строениями и опытными полями по обеим сторонам реки. К старинным строениям когда-то барской усадьбы прибавилось много новых построек, и самой занятной и заметной был небольшой стадион с беговым трэком в форме эллипсиса на триста метров. Этот стадион — целиком произведение физкультурников техникума. Легкоатлеты кропотливо, день за днем, урываясь от практических работ и классов, строили и охаживали его. Навозили песку и мелкой гальки с реки, натолкли кирпича, сравняли бровки, вспахали землю для прыжков, соорудили всевозможные вышки.
Молодежь городка и техникума, со времени основания второго, начала соперничать друг с другом. В пику техникума город утрамбовал тенистые корды и вызвал легко-атлетическую команду на состязание.
Команда получила разрешение от администрации техникума позабыть про академические дела на десять дней и деятельно занялась подготовкой к выступлению.
