Арбайт. Широкое полотно - [19]

Вчера, в субботу, он навестил своего друга, писателя К., постоянно живущего неизвестно зачем в подмосковном поселке с непонятным названием Свобода (ударение на букву «а»). Оттуда писатель К. практически каждый божий день, но с переменным успехом добирался на московскую службу: ведь на чистое писательство нынче не проживешь, если ты настоящий писатель. Писатель К. один день недели ехал на службу час, другой — все три. В зависимости от дорожного трафика, наличия пробок и расположения ночных звезд.

А тут к нему Гдов явился и тоже с неясной целью, даже водки не выпили. Писатели ведь должны изучать жизнь, да? Вот они и решили погулять в окрестностях подмосковного поселка Свобода с целью изучения жизни и просто так, для здоровья.

На пути им попалось много интересного. Любо было видеть Гдову и писателю К. жилища новых русских за высокими заборами, увитыми колючей проволокой «Егоза». Ведь таковых роскошных вилл и особняков при советской власти не водилось даже у самых отъявленных коммунистов вроде члена Политбюро, министра культуры СССР Екатерины Фурцевой. Которая когда построила себе в Переделкине одноэтажный коттедж с хлипкими дорическими колоннами, то ее за это другие большевики обвинили тогда в партийной нескромности. Екатерина Алексеевна плакала.

А тут прямо тебе такие это, фу-ты ну-ты, каменные хоромы в несколько этажей! Да с гаражами на множество огромных лакированных машин, блещущих хромированными своими частями. С зимними садами, альпийскими горками величиной с отель «Ритц», газонами, как в Англии, где их растят сто лет. Писатели обратили внимание и на индивидуальный буржуйский пруд, спрятавшийся за кованой высокой решеткой в стиле модерн, явно выполненной талантливым современным кузнецом по специальному VIP-заказу. Над прудом склонилась, как на картине того Васнецова, который автор «Аленушки», плакучая ива.

Однако вскоре все это богатство дикого капитализма кончилось, и писатели весело зашагали по сырой узкой проселочной дороге вдоль дурно вспаханного поля, где им в нос тут же шибанул какой-то до боли родной запах.

— Говном, пожалуй, несет со свинофермы, — обнародовал свою гипотезу искушенный Гдов.

— Ошибаешься, се есть обыкновенная гниль с помойки, — солидно возразил ему не менее искушенный писатель К.

Унылый пейзаж неожиданного социализма окружал теперь друзей. Вот кучи промасленного тряпья, серые кости съеденных животных, битые бутылки и прочая нищая мерзость, столь характерная для урбанистического пейзажа мелких населенных пунктов канувшей эпохи. Здесь — огромная шина от находящегося неизвестно где колесного трактора. Тут — странное рассыпающееся сооружение из выбеленных временем досок. Вонь. Глина липнет на американские башмаки наших путешественников…

Внезапно грязь высохла. Они опять шли по чистому крепкому асфальту, снова окруженные диким капитализмом. Заглянули в сельский супермаркет, к которому и вела, как выяснилось, через поля и долы эта грязная народная тропа, протоптанная местными гаст— и просто арбайтерами для походов в магазин. В супермаркете друзья насчитали около сорока сортов пива. Выйдя из супермаркета, долго любовались теннисным кортом, принадлежащим неизвестно кому, но тоже огороженным колючей проволокой «Егоза».

Это было вчера. Суббота была вчера. А сегодня писатель К. позвонил писателю Гдову, и они долго, употребляя обсценную лексику, ненормативные выражения, обсуждали детали своего памятного путешествия, другие подробности общей экономически-политической обстановки в преображенной кардинальными переменами стране.

Отчего Гдов так разволновался, что не мог больше уже работать и в этот день.

ВОПРОСЫ ПО ИТОГАМ ГЛАВЫ XXIII, ТРЕБУЮЩИЕ НЕМЕДЛЕННОГО ОБСУЖДЕНИЯ

1. Является ли исчерпывающим список вековых российских печалей, составленный Гдовым?

2. Что имеет автор в виду, употребляя термины «настоящий писатель», «чистое писательство»? Не слишком ли политизировано это чисто конкретное повествование?

3. Чем нынешняя колючая проволока «Егоза» отличается от прежней советской колючей проволоки?

4. Каковы, на ваш взгляд, основные подробности общей экономически-политической обстановки в преображенной кардинальными переменами стране?

5. И все-таки — ЧТО НАС ГУБИТ?

Глава XXIV ЧЕТЫРЕ ЧЕТВЕРТИ ГРАЖДАН

Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно на тему того, что разномастные начальники и начальнички в современной России — мутанты безбожной советской власти, как бы они ни колотили себя в грудь, ни крутились, как нищие, вокруг православной церкви. И что многих этих новых «товарищей», вероятней всего, ждет изображенный на иконах ад, если принимать христианскую доктрину за реальность, а она и есть реальность.

«Гореть им в вечной геенне огненной, если не одумаются они, не раскаются, не возлюбят, наконец, свой многотерпеливый народец! В ад, в ад им тогда прямая дорога, анчибисам! — злобствовал Гдов. — А не вешай народу лапшу на уши, не наглей до беспредела, не воруй всё, что осталось, не хапай, что не совсем твое, не глумись с особым цинизмом над трудящимися с помощью бюрократии и административного ресурса, не держи граждан РФ за быдло, когда свистишь мимо с мигалками и ментами! Тут тебе не Средневековье, а XXI век, и сам ты, В и ПО натуре, „не бог, не царь и не герой“, ничего пока еще не сделал толкового для России, все только обещаешь что-нибудь сделать. Нам многие обещали, да где они? Тебя налогоплательшики всего лишь НАНЯЛИ за хорошие деньги управлять своей страной и ее подразделениями, так что управляй по-человечески, а не так, как получается. Шаляй-валяй — эдак руководить всякий умеет, а ты правь так, чтобы, согласно русской поговорке, жила кошка, жила и собачка, чтобы народ твой если б и не был тобой доволен, то по крайней мере хотя бы тебя уважал. Народ-то у нас все-таки добрый, пока не ДОСТАНУТ его окончательно».