Арбатские подворотни - [4]

— А твой синеглазый — класс! — без предисловий сказала она. — Договорились?

— Да вроде ничего, — притворно равнодушно ответила Тутси, — договорились.

— Думаешь, есть перспектива? — настаивала Рита.

— Кто его знает.

— Жаль, если слиняет.

— Что, на нем свет клином сошелся, что ли? Ну а ты вчера?..

Поболтали с полчаса: словно год не виделись, словно не собирались встретиться в тот же вечер. А в вечер этот Тутси могла быть довольна — за две ходки нажила косарь с кусочком. Зато на следующий никого не сняла: был жуткий дождь с грозой, ветром, и она пролетела вчистую.

Ну что ж, причуды ремесла…

Она уже стала забывать того синеокого партнера: господи, сколько их проходит, не оставляя следов! (И слава богу! А то такой след оставят, что меньше, чем косую, чтоб смыть его, знакомому врачу не отвалишь.)

В тот день у Тутси как раз было хорошее настроение, потому что знакомый врач, которому они за пятьдесят рэ еженедельно сдавали кровь, позвонил и сказал, что все в порядке, нет у нее СПИДа, этой дурацкой штуки, которую придумали, чтобы отбивать у Тутси и ее коллег клиентуру. Сволочи!

Что-то напевая, Тутси уже направилась в ванную, когда опять зазвонил телефон. Она сняла трубку и не очень любезно спросила:

— Ну?

— Доброе утро, мадам Тутси, — услышала она незнакомый голос и сразу же определила: «Гор!»

— О, здравствуйте! Куда вы пропали? — оживленно воскликнула Тутси, словно Гор звонил ей десять раз на дню, а тут вдруг один день пропустил.

— Уезжал, — неопределенно ответил Гор. — Хочу вас повидать. Может быть, мы сходим в спектакль. Около «Националя» идет пьеса, которая называется «Спортивные сцены 1981 года». Про молодежь. Очень интересно. А потом пойдем поужинаем в «Националь». А потом, если пригласите, с удовольствием приду пить к вам ваш замечательный кофе.

— Идет, — согласилась Тутси, не раздумывая. — Перед театром встретимся.

— Зачем, я заеду за вами.

— Нет-нет, лучше перед театром.

Тутси не хотела говорить Гору, что живет-то она не в той «служебной хате», возле Госкино, а совсем в другой. И телефон она ему дала именно этой, жилой, а не той, где он тогда отхорил ее.

Вся эта нелепая конспирация раздражала ее. Обычно номер телефона своей настоящей квартиры она никому не давала, то была ее крепость. И почему она ни с того ни с сего дала этот номер Гору, она и сама не смогла бы объяснить.

Театр! Не то чтоб она очень стремилась туда. Но в конце концов, за вечер платит Гор, и, если он хочет часть его провести в зрительном зале, а не в постели, это его дело. Лишь бы платил. А что он не скупердяй, она уже убедилась.

Встретились у театра. Гор стоял у входа в строгом синем костюме, в белой крахмальной рубашке с лиловой бабочкой, с плащом на руке. Тутси всегда одевалась профессионально, т. е. не просто красиво и дорого, но еще и соблазнительно. Очень глубокие декольте, очень обнаженные руки, очень короткие юбки, очень обтягивающие кофточки. А поскольку фигура была у нее великолепной, то туалеты неизменно производили соответствующее впечатление.

Так было и на этот раз. Мужчины и женщины провожали ее взглядами. Нельзя сказать, что чувства, которые выражали эти взгляды, совпадали. Скорей наоборот. Так или иначе они льстили ей.

Вот она какая! Красивая, элегантная, преуспевающая в своей профессии, недавно презираемой, ныне престижной (разве что дураки не считают ее таковой).

А многие шалавы, эти жалкие пятиалтынницы, что начинали в этот час собираться возле «Марса», и те, совсем никудышницы, у Центрального телеграфа, при появлении Тутси совсем лопались от зависти. Пятьдесят рублей за ходку! Господи! Да такие вообще недостойны ходить по земле.

Тутси рассчитывала произвести на Гора ошеломляющее впечатление.

Он радостно улыбнулся, завидев ее, и пошел ей навстречу.

— Вы очень эффектны! — сказал он, оглядев ее внимательным взглядом. И все же Тутси почувствовала в этих словах какую-то почти неуловимую иронию. Наверное, будь Гор русским, он бы сказал что-нибудь вроде: «Ну даешь, мать!» И это было бы куда приятней.

Настроение у Тутси сразу испортилось. Она нарочно вульгарным движением взяла Гора под руку и, неприлично виляя бедрами, повлекла к подъезду театра. «Ах, я «эффектна», ах, может быть, тебе со мной стыдно, тогда нечего было приглашать в театр!» Но вскоре Тутси успокоилась. Она не умела долго пребывать в одном и том же настроении.

Да и молоденькая актриса — одна из главных героинь пьесы — была настолько вульгарна, что по сравнению с ней Тутси выглядела образцом скромности. Что вульгарной была не актриса, а ее персонаж, Тутси не заметила. От таких тонкостей она была далека.

В антракте они гуляли по фойе, разглядывали фотографии артистов театра, развешанные по стенам, ели орехи и шоколад. Спектакль не обсуждали, хоть он увлек обоих.

То, что происходило на сцене, было близко Тутси. Те же интересы, та же корысть, интриги, разочарования и горечь. Те же извечно наказываемые жизнью наивность и простота.

Что думал Гор, ей было неведомо.

А жаль. Проникни она теперь в его мысли, многих горестей удалось бы ей в последующем избежать…

Вечер закончился, как запланировали.

Зашли в «Националь», выпили в валютном баре пару коктейлей, поужинали и отправились к Тутси. На этот раз пешком.