Арбат - [67]

Вечером, идя в подвал, Ося все чаще прихватывал с собой бутылку коньяку. Поль Папюсов делил с ним компанию. Дни уже стали холодными, по утрам были заморозки. Удав Васька мерз на Арбате, приходилось кутать его в капроновый чулок. Кобра Клава болела, простудив на ветру зубы. Рюмка-другая коньячку не вредила здоровью колдунов после напряженного рабочего дня. Фемистоклов тоже не отказывался маленько «принять на грудь». Заглядывал на огонек и алупкинец Никифор Передрягин, так и не обретший надежного сухого пристанища. Он временно хранил свои пожитки и бога Саваофа в кирпичной пристройке Мамуки, но там стала протекать шиферная крыша: кто-то из жильцов из мести бросил с пятого этажа на крышу кирпич. Хорошо под шифером были доски. У бога Саваофа от сырости малость расслоилась картонная голова, коротали батарейки… Бизнес продвигался все хуже и хуже. Москвичи не желали узнавать предсказаний своей судьбы, им было не до будущего, разобраться бы с настоящим: подорожало отопление в квартирах…

…Иностранцы схлынули с Арбата. Закрывались нарядные армянские и азербайджанские летние ресторанчики, улицы стали как-то голы. Из иностранцев на Арбате поздней осенью появлялись только работники посольств, крупных коммерческих фирм, шныряя по антикварным магазинам в поисках дешевого антиквариата, хрусталя, мейсеновского фарфора, стульев и кресел работы Чиппендейла. Они четко знали свою судьбу. Сомнения не грызли их душу.

…Изредка к богу Саваофу подходили мелкие купчишки из Подмосковья, державшие на автобусных станциях палатки с напитками. На них и кормился Никифор Передрягин.

Фемистоклова и Поля Папюсова кормили главным образом сорвавшиеся богатенькие алкаши, желавшие пройти кодировку. В минуты просветления они понимали, что водка — это тупиковый путь блаженства в мире виртуальных грез самого низкого разлива. Жизнь сулила и более высокий кайф…

Фемистоклов слыл у работников ОВД «Арбат» своим человеком. На Арбате у него была прочная ментовская крыша. Его обходили стороной рэкет и даже инспектора управы «Арбат». С ним почтительно здоровался Моисейкин. В минуты сеансов кодирования ментов Фемистоклов настоятельно требовал от них откровения, он брезгливо нырял, закрыв глаза, зажав нос, в глубины ментовских душ, барахтался там, высвечивая наросты алчности, полипы мздоимства, накипь скопидомства, сталактиты вожделений. Ему доверяли тайны души, но не служебные. Он зарекомендовал себя «железным мужиком». Чужие тайны умирали и погребались в нем, как в саркофаге. Он был беремен тайнами ментовских душ, они копошились в нем змеями и тяготили по ночам. Фемистоклову снились тяжелые, мутные, похмельные сны, и он понимал, что его резервы экстрасенса и целителя тают на глазах, нужна была самораскодировка, требовалось провести акт очищения. Поль Папюсов в меру своих биоэнергетических возможностей пытался ему помочь, он делал таинственные магические пассы вокруг головы и в области сердца, а затем стряхивал с рук искрившие, невидимые простым глазом при дневном свете сгустки дьявольской энергии. Чем больше исцелялось ментов, тем слабее становился Фемистоклов. И вот настал день, когда он решил, что в работе с ментами надо сделать перерыв. Их поток не иссякал, они шли уже не только из ОВД «Арбат», они шли из ОВД «Краснопресненская» и других подразделений.

В системе МВД начались серьезные перетурбации. Новый министр внутренних дел Сергей Грызлов решился навести порядок. Он шел тернистым путем перестановки кадров, он перетряхивал замусоленную колоду и ставил на место проворовавшихся королей еще не насытившихся валетов, часть королей он сбросил в прикуп, часть откинул в «жир».

Ликвидировав РУОП, он хотел создать новую гвардию по борьбе с бандитизмом. Майорские, полковничьи, капитанские погоны летели по ветру, как лепестки. Вспомнили о том, что надо создавать ментовскую идеологию, возродить ведомственные журналы, поднять на щит журналы «Милиция» и «Пожарное дело», реорганизовать управление информации и раскрутить механизм репродуцирования честных и преданных милицейских кадров. Но где их было взять? Была у министра сен-симоновская по смелости идея привлечь в милицию интеллигентов, создать элитное подразделение в сердце Москвы, на правительственной трассе, клонировать тип мента мыслящего, мента — фаната правопорядка, показательный женский батальон «неподкупных» суфражисток, гордых, самодостаточных феминисток, и начисто отказаться от деревенщины, от неприкаянных провинциалов.

— У меня нынче под утро случилось видение, — говорил Фемистоклов в приливе дружеских чувств. — Во мне скопилась колоссальная ментовская энергетика. Было предзнаменование, что снимут Жору Козлова. У него много грехов. Есть сотни поводов погнать с работы любого начальника ОВД. Случай с гексогеном — лишь одна из зацепок убрать с Арбата Козлова. И вот сегодня я узнаю, что в ОВД «Арбат» назначен новый начальник — Таратонкин. Он прежде был замначальника УВД Северного округа. Полковник Кобылин в главке смещен… Коррупционные связи нарушены… Теперь Таратонкин волен делать на Арбате все по своему усмотрению. Братва ищет связей с ним, а он присматривается к братве. Но он не спешит… Старший лейтенант Полтора Ивана на многое мне открыл глаза, вторые глаза… Сейчас на Новом Арбате, Арбате и Воздвиженке сто сорок два нелегальных лотка. Считай, с каждого по сотне в день — это треть миллиона в месяц. Пропустит мимо себя этот куш Таратонкин или не пропустит — не знает никто в ОВД. Не знает и братва. Для братанов — это сущие копейки. Важно другое — замажется ли Таратонкин в игре. И если замажется — его можно потом катануть… Катануть через своих же. А если он не скурвится, игру распишут промеж собой другие менты, не останется в стороне и начальник МОБ — милиции общественной безопасности, фамилия его Огрызкин.