Арарат - [198]

— Ну, ребята, а теперь поблагодарим Зульфия-ана́ и пожелаем ей долгих лет здоровья и счастья!

— Правильно сказано! — первым отозвался Ара.

— И всем нам пора на боковую, поздно уже! — внушительно проговорил Гарсеван, обводя взглядом товарищей.

Пожелав оставшимся спокойной ночи, Гарсеван, Ара, Лалазар и Кимик перешли в соседнее купе.

Глава восьмая ВОЗВРАЩЕНИЕ

— Так, говоришь, не видать еще?

— Да нет, бабушка, только-только вышли со станции!

— Что ты все повторяешь: «вышли» да «вышли»!

— Так ты же не захотела, чтобы мы поехали на станцию! А то увидели бы первые…

— На станции и не увидели бы ничего. Тут лучше будет.

— Ну, раз лучше, будем ждать.

На площади имени Ленина в Ереване переговариваются Шогакат-майрик и Цовинар, окруженные тысячной толпой. Не узнать шаловливого подростка в этой прелестной девушке! Цовинар уже семнадцать лет, в этом году она кончила десятилетку, но волосы у нее все еще заплетены в две косы, перевитые фиолетовыми лентами, лицо сохранило полудетское выражение, хотя она старается выглядеть совсем взрослой и даже поучает бабушку.

Стоящая рядом с ними Седа старается ни на минуту не терять из виду Давида и Зефюр. Давид то и дело задевает и поддразнивает девочку, унимаясь только тогда, когда Зефюр грозит пожаловаться бабушке. Совершенно поседевший Вртанес поддерживает под руку Елену. У нее скорбное выражение лица: весть о гибели Зохраба подтвердилась. Вртанес окидывает взглядом толпу на площади. На лице у многих он замечает одно и то же выражение — радости, смешанной со скорбью…

Чуть поодаль беседуют Парандзем и Маргарит, держа за руки Тиграника.

Над гулом толпы взлетает голос Цовинар:

— Идут, бабушка, идут! Вон качается знамя… вон и сами они!..

— Уже, Цовинар-джан, уже?! Говоришь, Асканаз впереди?.. Где же он?.. Не вижу я его!..

Цовинар будто снова превратилась в маленькую девочку. Не отвечая на расспросы бабушки, она радостным визгом встречает появление каждой новой колонны.

Чеканя шаг, подходили ряды. Над головами бойцов плескались алые знамена, на груди прикреплены были цветы, преподнесенные в пути, на станциях, на перроне и на улицах Еревана.

На трибуне сменялись ораторы — ученые, рабочие, колхозники. Каждому хотелось сказать задушевное слово, выразить по-своему волновавшие всех чувства. Но внимание собравшихся было приковано к рядам бойцов, каждый старался найти знакомое лицо.

На трибуну поднялся Араратян. Все взгляды устремились на него. Всем вспомнилось то же самое знамя, тог же Араратян на этой же трибуне три года назад… Тогда он давал обещание, а теперь…

Но вот на площади наступило глубокое молчание.

— Ликуй, родная страна, радуйтесь, матери, сестры, и братья! Мы свято выполнили ваш священный наказ! В правой войне победила Советская Армия, победили советские народы, возглавленные старшим братом — великим русским народом. Ныне мы вкладываем наши мечи в ножны. Мы воины, но мы не поклонники войн между народами. Многие из бойцов моей дивизии завтра пойдут работать плечом к плечу с вами, умножать богатства страны и мирно созидать. Но есть еще на земном шаре люди, у которых разгораются глаза на чужое достояние. Мы обещаем быть бдительными, зорко охранять нашу страну от любителей чужого добра. Испытания последних лет научили нас, как надо защищать Родину и честь родного народа!

Громовое «ура» заглушило последние слова. К рядам бойцов хлынули родные и друзья. Мечты, тоскливые мечты долгих, мучительных ночей стали явью — сын, муж, отец, жених вернулись домой. Какая же мечта могла быть такой светлой и радостной, как эта действительность?!

Шогакат-майрик и Цовинар наконец удалось добраться до Асканаза.

— Дядя, милый!.. — воскликнула Цовинар и почти прыгнула на шею Асканазу. — Подожди, расцелую тебя за всех!.. Вот так… так! Горжусь тобой, радуюсь, что ты наш, наш родной, мой собственный дядя!.. — сыпала она скороговоркой, покрывая поцелуями лицо Асканаза.

Не скоро вспомнила она, что рядом стоит, вся в слезах, ожидая возможности обнять Асканаза, бабушка ее, стоят отец и мать и еще много людей, желающих пожать руку Асканазу…

А чуть поодаль, в большой группе людей, слышалось произносимое на разные голоса одно и то же имя: «Ашхен… Ашхен!…»

В эту минуту даже совершенно незнакомые люди казались Ашхен родными и близкими — ведь теперь она могла смело смотреть всем в глаза!

— Дорогу… дорогу! — выкрикивал какой-то высокий человек, подхвативший под руку Парандзем и поднявший на плечо себе Тиграника. — Дайте дорогу! Иди к своей маме, мой маленький!

Точно проплыв по воздуху, Тиграник упал в объятия матери. Стоявшие кругом на минуту замерли, молча глядя на прижавшихся друг к другу мать и ребенка.

* * *

Со следующего дня дивизия приступила к занятиям мирного времени.

Вечером, после ужина, бойцы смотрели новую кинокартину в зале казармы.

Первая рота батальона Гарсевана Даниэляна была в каком-то приподнятом настроении. Часть бойцов под руководством Ваагна приводила в порядок просторную, длинную комнату с расставленными в ряд койками. В центре ее было оставлено свободное пространство. Здесь стояла отдельная койка. Ваагн сам внимательно осмотрел ее, оправил на ней покрывало, стер пыль с карточки, вставленной в рамку и прикрепленной к изголовью.