Арарат - [142]

На участке Гарсевана недружный огонь противника длился до полудня, а затем наступило затишье. Передышка, судя по всем признакам, могла продлиться до следующего дня. Рота Гарсевана расположилась на отдых и с аппетитом расправлялась с горячей пшенной кашей, заправленной жирными кусочками мяса. День был сырой и туманный. Большие мягкие хлопья снега липли к лицам. Не обращая на это внимания, бойцы расселись на охапках сена, разостланных по дну окопа, и, достав из-за голенищ алюминиевые и деревянные ложки, ели жидкую кашу.

Гарсеван с одним из взводов только что вернулся с торжественных похорон командира дивизии. Он проходил по окопам, порой отряхивая снег со шлема. В одном из окопов над его головой разорвалось несколько неприятельских мин.

— Верно, считают, что не выполнили сегодняшнюю норму? — с пренебрежением сказал Гарсеван и, подойдя к телефону, связался с командиром батареи. — А ну-ка, трахни по их блиндажам несколькими снарядами подряд!

После артналета снова воцарилась тишина. Вокруг Гарсевана собрались и бывалые воины и новички, среди них Мурад и Ваагн. Прибывшие с ними в одном пополнении Грикор, Миран и Алексан были убиты накануне, ценой жизни искупив минутную панику. Мурад с Ваагном неплохо воевали и теперь состояли в роте Гарсевана.

Гарсеван вновь стряхнул снег со шлема, удобно уселся в нише, сделанной в стенке окопа, и заговорил:

— Командир нашей дивизии оставил такую хорошую память, что каждый боец может гордиться им. Помните, ребята, его наказ Юрику — заслужить хорошее имя доблестью. А теперь он жизнь отдал, но спас честь нашей дивизии.

— И новый наш командир, подполковник Араратян, такой же, — вмешался Ваагн. Ободренный общим сочувственным молчанием, он доверчиво продолжал: — Если б вы знали, как нам было стыдно, когда он нас задержал!..

— Да, он так же рисковал жизнью, но все же спас положение, потому что победил в себе страх смерти, — кивнул головой Гарсеван. — С таким комдивом мы еще многое совершим! Своим примером он помог вам преодолеть страх. Пусть же никто не ведет себя так, чтобы потом ему было стыдно!

— Если человек еще способен стыдиться, значит он может победить свое малодушие, — вмешался Михрдат, которого брил Вахрам в соседней нише окопа. — Э-э, Вахрам, нечем тебе точить бритву, что ли? Всю щеку мне ободрал!

— Есть у меня оселок, товарищ Михрдат, как не быть, но сегодня я ведь двадцать пятого брею! Другой раз с тебя начну, пока еще бритва не успела притупиться.

Гарсеван взглянул на сидевших рядом и, что-то припомнив, окликнул Ара:

— Ну как, здорово переволновался вчера у пулемета, Ара?

— Еще бы! В особенности, когда увидел, как фашист размахнулся и швырнул в нас гранату…

— Как так швырнул гранату? — Вахрам отвел бритву от лица Михрдата и оторопело взглянул на Ара. — Бросил — и вы…

— Хочешь сказать, как же они уцелели? — засмеялся Гарсеван.

— Вот именно, товарищ командир роты. Не пойму…

— А ну, расскажи, Ара, как это случилось?

— Габриэл перехватил гранату в воздухе и швырнул ее обратно в того же самого немца, а другой еще рядом стоял. Обоих фашистов в клочки разнесло.

— Эх, умереть мне за вас! — вырвалось у Вахрама.

— Но вот Нина рассказывала, что и ты с ней неплохо восстанавливал связь, — сказал Гарсеван, чтобы поощрить Вахрама.

— Человек своих дел не видит и радуется успеху товарища, — отозвался Вахрам.

— Что ты чувствовал, — задумчиво спросил Гарсеван, — когда граната летела на вас?

— Страшно было, да? Ведь это верная смерть!.. — добавил Вахрам.

— Конечно, страшно, но, понимаешь… в такие минуты как-то не думаешь о смерти.

— Вот это хорошо! Если боец думает не о смерти, а о том, как бы получше выполнить дело, и ему легче и победа вернее, — заключил Гарсеван. Он понял, что Ара не только сумел перебороть то, на что намекала Гарсевану Шогакат-майрик, но даже воодушевляет своих товарищей.

Гарсевану нравилось, что Ара, по примеру Юрика, ничем не выдавал своего близкого родства с командиром дивизии, хотя это ни для кого не было тайной.

Ваагн больше не принимал участия в беседе. Мурад все время молчал, — воспоминание об их проступке все еще продолжало удручать молодых бойцов.

Гарсеван приказал Вахраму пройти на передовую, а сам отправился на свой КП. Помогая себе уцелевшими двумя пальцами левой руки, Вахрам кое-как выправил бритву на кожаном поясе и отправился брить бойцов на передовой.

До сумерек оставалось еще больше часа. Одиночные выстрелы не смущали уже привыкшего к фронтовой жизни Вахрама. Глядя вдаль, он заметил за небольшим холмиком Тартаренца в паре с другим бойцом, рывших площадку для миномета. Чуть поодаль такие же площадки рыли и другие бойцы.

«Вот это я считаю хорошим знаком! Уж если минометы сюда подтаскивают, значит наши наступать собираются. Вот если б еще хорошую весточку из Сталинграда!» — подумал Вахрам, спрыгивая в окоп и созывая к себе желающих побриться.

Тартаренц лениво и вяло тыкал лопатой в землю, разговаривая с Лалазаром, бойцом соседнего батальона, совершившим какой-то мелкий проступок. Оба только что пообедали.

— Осточертела эта паршивая каша! — проворчал Тартаренц, поглядывая искоса на напарника и желая узнать, как отзовется на его слова Лалазар.