Арахно. В коконе смерти - [8]

Антон опустился на корточки перед ней, заглянул в глаза, совсем как доктор, только вместо зеркальца на лбу – мощный фонарик, и, кажется, остался доволен увиденным. Снисходительно дернул за нос. «Ох уж эти мне ваши женские штучки!» – прочла Аля в его взгляде.

А он сел рядом, неловко обхватив руками за плечи. Сидеть так было не очень удобно, но Аля ничем не выразила недовольства. Заботится – значит волнуется, значит любит. «Чего же тебе еще, подруга?» – спросила себя Аля и задумалась над ответом.

– Красота-то какая, а, Аль? – сказал Тошка, и луч его фонарика прочертил широкую дугу в темноте. – Красотища! Пусть Снежная – самая глубокая, а Оптимистическая – самая длинная, но разве в них ты найдешь такую красоту? Да что там, даже Урултаю с его хрустальным залом до здешних красот мамочка моя как далеко! И все это – только для нас с тобой, представляешь?

Ничего не зная об Урултае, Аля осторожно спросила:

– А почему тут никого, кроме нас, нет?

– Так не знает никто, – пожал плечами Тошка. – Или боятся. Тут же полигон… Помнишь, я тебе показывал: забор, колючку… Да и до поселка ближайшего – полдня пыль топтать. А если дождь, то и за день не доберешься. Это нам с тобой повезло с попуткой. Да и вообще… Ты хоть чувствуешь, как нам с тобой повезло?

Аля чувствовала. Потому-то и ответила на собственный вопрос, пусть с опозданием: «Ничего. Ничего больше не надо. Все, что нужно, у меня уже есть».

Тошка решительно поднялся, точно от избытка чувств не мог долго сидеть на одном месте, протянул ей руку.

– Ну, отдохнула? Идем!

И они долго еще бродили между колонн, где-то спокойно, взявшись за руки, где-то – цепляясь друг за дружку и потешно скользя, не считая времени и не экономя на восторженных междометиях, пока Тошка не остановился со словами:

– Вот здесь, пожалуй, и обоснуемся. А? Чем не праздничный стол?

В одном из углов пещеры, которая все-таки оказалась небезграничной, посреди сталагмитовой рощи образовалась небольшая полянка. В центре ее из гладкого слюдяного пола поднимался пологий холм, похожий на спину не до конца закопанного мамонта. Он был невысоким, по пояс взрослому человеку и очень гладким, словно вылизанным временем.

– Есть хочешь? – с усмешкой спросил Тошка. Она громко демонстративно сглотнула. Еще как!

– Но сначала предлагаю накатить по чуть-чуть, – он отвинтил колпачок фляжки, глянул на жену немного смущенно. – Для аппетита.

Аля, как водится, поломалась для вида – но недолго: ломаться долго в таком чудесном месте было просто невозможно – и, озорно блеснув глазами, позволила Тошке уговорить себя.

– Ну, разве что для аппетита.

– Да, для аппетита, – радостно подтвердил Антон. – Давай зато, что мы в конце концов оказались здесь.

Аля взяла протянутую рюмку, вернее сказать, выкрашенный зеленой краской алюминиевый колпачок, проглотила залпом пахучий коньяк и даже не поморщилась. Только непрошеная слезинка одиноко скатилась по левой щеке.

– За то, что мы здесь оказались, – выдохнула она.

– Да, – кивнул Тошка и отхлебнул прямо из фляжки. – А теперь давай угощайся. Налетай, пока горячее.

Это была шутка: примус вместе с остатками надоевших консервов и круп оставили в Лежбище. С собой взяли только «свежатинку», никаких консервантов, если не считать обрубка сервелатной волшебной палочки по 9.80 за кило. Только мятый картофель в намертво въевшемся мундире, мягкие огурцы, вялые веточки кинзы и петрушки, лук, некогда зеленый, а теперь пожелтевший; с особым подозрением ели яйца. Но ничего, вроде бы обошлось без жертв. Нашлось даже молоко в литровом пакете-пирамидке. Купленный в местном магазине, где он проходил по прейскуранту под забавным названием «кумыс говяжий». Пакет сперва затерялся где-то среди прочих припасов, а этим утром неожиданно обнаружился. Конечно, за неделю пребывания под землей молоко успело превратиться в простоквашу, но и простокваша очень даже пришлась ко столу.

– Налегай, налегай на колбасу, – командовал заботливый Тошка, скармливая ей горбушку черного хлеба с кружочками сервелата. – Все равно завтра домой, не обратно же тащить.

– Да? А если я объемся и в лаз не пролезу? – сопротивлялась Аля. – Если застряну в стене, как Винни-Пух?

– Ничего, не застрянешь. Мы тут, наверное, задержимся. Переночуем, а завтра с утра уже двинемся. Ты не против?

Нет, она была не против.

Оставшийся после пиршества мелкий мусор аккуратно завернули в целлофан и убрали обратно в рюкзачок. Мусорить в Колонном Зале казалось кощунством.

Кстати, именно тогда пещера получила свое название. В тот день они исходили ее вдоль и поперек, все, что смогли, увидели, все, до чего дотянулись, потрогали и постарались запомнить. Тошка раз пятнадцать обругал себя за то, что не взял в поездку свой «Зенит». «Кто же знал, – однообразно сетовал он. – Кто знал…» Впрочем, вспышки к фотоаппарату у него все равно не было.

В конце концов их путь завершился у знакомого холма.

– Давай устраиваться, – сказал Тошка и стал деловито разворачивать спальный мешок. – Завтра тяжелый день. Пока наверх выберемся, пока до поселка доплетемся, а потом еще на вокзал… Ох-ох-оооох! – Он зевнул.

– Мы что, будем спать здесь? – удивилась Аля. – На столе?