Арахнея - [81]

Свое желание узнать все подробности о судьбе своего друга отложил Гермон до того времени, когда Биас утолит голод, и ему казалось странным то счастье и радость, которые выпали опять на его долю. В его уме, правда, промелькнула мысль о потере унаследованного богатства, но это была лишь мимолетная мысль, и ничто на свете не могло нарушить его радости — сознавать, что Мертилос жив. Если он и будет лишен возможности видеть его, то все же он будет вновь слышать дорогой ему голос. Какое счастье любить Дафну и вновь обладать другом, которому он может прямо и открыто смотреть теперь в глаза, потому что он снял с себя тот лавровый венок, который так тяготил его голову, и сохранил его Мертилосу, которому и отдаст его! Но где же находится его друг? Каким чудом спасся он, и что могло так долго удержать его вдали от Гермона? Какая сила помогла им покинуть горящий дом и где прожили они все это время? И вновь посыпались один за другим вопросы, и верный Биас принялся передавать все происшедшее своему господину. Гермон не раз должен был удивляться, как ясно и сдержанно рассказывал обо всем теперь Биас, прежде такой болтливый, но в глазах верного биамита несчастье его господина окружало его новым ореолом уважения, удерживающим его от прежнего слишком фамильярного обращения с благоволившим к нему художником.

XXVII

Сильно раненный, без сознания, был он перенесен вместе с Мертилосом на корабль пиратов «Гидру». Когда он пришел в себя, то увидал там Ледшу, ставшую женой Ганно, предводителя пиратов. Она с неутомимой заботливостью ухаживала за раненым Мертилосом и не раз перевязывала и его, Биаса, раны. Когда они оба поправились, Ледша взяла их под свое покровительство и назначила Биаса прислуживать греческому художнику.

Мертилос, Биас, галл Лутариус и еще один раб скульптора были единственными из всех обитателей белого дома, кого доставили на «Гидру», да и то раб вскоре погиб от ран. Галлу Лутариусу был обязан Гермон тем, что он избежал жестокой смерти от руки озлобленной биамитянки. Ганно принял высокого и чернобородого галла за греческого скульптора, которого он обещал Ледше передать живым в ее руки. Эта ошибка, как уверял Биас, стала для Ганно роковой. Хотя Ледша и была его женой, но все могли видеть, как холодно и презрительно обращалась гордая биамитянка с пиратом, который всегда готов был исполнить малейшее ее желание и охотно отдал бы свою жизнь — только бы исполнить ее волю. И чем дальше — тем отношения между ними становились все хуже, и без того скупой на слова пират стал проводить дни и ночи у руля, открывая рот только для того, чтобы отдавать приказания своему экипажу. Он вновь оживал, только когда нападал на другие торговые суда или защищался от нападений военных галер; тогда возвращалась к нему вся его энергия и храбрость, и он бросался с отвагой в самые опасные схватки. Из всех людей, бывших на «Гидре», один только человек мог по силе и отваге сравниться с Ганно, и это был пленный галл Лутариус.

Пираты поэтому относились к нему с большим уважением, и, когда Ганно, отбиваясь от сирийской военной галеры, был опасно ранен, они выбрали галла его заместителем на время его болезни. Нужно отдать справедливость Ледше, она ухаживала очень усердно за мужем, но, как только пират поправился, она стала по-прежнему так же холодно к нему относиться. Зато она много заботилась обо всех на корабле, и грубые пираты относились к ней с большим уважением и повиновались ей во всем. Биас не раз заставал ее, таинственно разговаривавшую с Лутариусом, хотя можно было скорей предполагать, что она перенесла на Мертилоса те нежные чувства, которые должна была бы питать к своему молодому мужу; она не только заботилась о скульпторе, но проводила с ним целые часы в оживленном разговоре, уговорила его приняться за работу и даже согласилась позировать ему. Она достала ему все необходимые материалы и инструменты для работы. Расспросив его, кто была та богиня, которая превратила Арахнею в паука, она просила вылепить с нее голову Афины Паллады. При этом она часто допытывалась у художника его мнения о том, неужели ее лицо недостаточно красиво для того, чтобы служить образцом для богини, и, когда Мертилос стал горячо уверять ее в противном, она заставила его дать клятву, что его слова не простая лесть, а правда. Ни Мертилоса, ни Биаса никогда не пускали на берег. И все же, уверял Биас, несмотря на тоску, овладевавшую часто Мертилосом, на сильные беспокойство и волнение, которые ему приходилось переживать на «Гидре», свежий морской воздух был ему очень полезен, и состояние его здоровья заметно улучшилось. Неприятные минуты пришлось им пережить, когда на «Гидру» прибыли старый Сатабус и Лобайя: они стали уговаривать Ганно или продать за большие деньги Мертилоса в рабство, или постараться получить у него богатый выкуп. Биас подслушал, как Ледша восставала против этих замыслов и как она сумела хитро убедить Сатабуса, какую неоценимую услугу может им оказать Мертилос, если один из них попадется в плен: как охотно обменяют тогда власти пирата на знаменитого скульптора. Сильные волнения испытывали они оба во время боя и нападений на другие суда; их тогда обоих запирали, и, несмотря на все просьбы Мертилоса, Ледша ни разу не позволила им присутствовать при таких схватках. В каких водах плавала «Гидра» и к каким берегам она приставала, Биас так и не мог узнать. Он знал только, что они достигли Синопа и на берегах Малой Азии не раз добывали большую добычу. На все его расспросы, где они находятся, Ледша обыкновенно отказывалась отвечать. В последнее время молодая женщина сделалась еще молчаливее и задумчивее и, казалось, совершенно разошлась с мужем; только с галлом говорила она изредка, но всегда шепотом и очень быстро, избегая, чтобы их заставали вместе. Это продолжалось до того момента, когда случилось нечто, изменившее сразу положение пленных. Они, должно быть, находились тогда у самого входа в Эгейское море, потому что для прохода через узкий Геллеспонт постарались придать разбойничьему судну вид мирного торгового корабля.