Арахна - [56]

Дикари были окружены. Пауки ждали прибытия царя. По маскам и племенной раскраске я узнал в туземцах свирепых индейцев гуахарибо, убивающих из любви к убийству. Они покинули свои селения в верховьях Ориноко в поисках голов и прочей добычи.

Над костром коптилось в дыму немало голов — и некоторые из них были головами белых! При виде этого я внутренне окаменел. Если бы спасение индейцев зависело от меня, я не тронулся бы с места.

— Это первые, — сказал я царю.

Он понял меня и подал сигнал к началу атаки.

Огромная волна пауков ринулась сквозь дым на дикарей, выщелкивая свой боевой клич. Охваченные безумием резни, царь пауков и его товарищи также бросились в бой, вспоминая давно забытую радость сражения.

Через секунду я был забыт и остался совершенно один! Я был ошеломлен этим чудом и на миг застыл. Затем я быстро, но с большой осторожностью прокрался на берег, где лежали вытащенные из воды длинные каноэ, и столкнул в реку все лодки, кроме одной.

Битва продолжалась. Я уже ступил в каноэ, но что-то заставило меня остановиться и задуматься. Я снова услышал отчаянные, умоляющие крики бронзоволицых людей, увидел их извивающиеся руки, взывающие к мести. Я тихонько подполз к костру, набрал охапку легких смолистых веток и кинулся к каноэ, поджигая позади себя траву.

Я стал грести вверх по течению — туда, где прибрежная полоса переходила в густой лес. Сильный ветер дул вниз по течению. Я поджигал своим факелом ветку за веткой и швырял их далеко на берег. Затем я вывел лодку на середину реки и стал ждать.

Битва близилась к концу, исход ее был почти предопределен. Но огонь, зажженный мной, постепенно распространялся. Яростная стена пламени взметнулась на пятнадцать футов и ветер с ревом погнал ее на поле боя.

Сражение прервалось. И люди, и пауки были обречены. Огонь, наступавший с двух сторон, сомкнулся. Я кричал от радости, и ветер нес на берег клочья моих безумных проклятий. А берег странно походил на громадный, охваченный пламенем город. Полотнища огня плескались в воздухе и взбирались по его призрачным стенам. Водоворот искр шипел, как в очаге. Что-то громко лопалось, будто гигантские кукурузные зерна на громадной сковороде. Волна густого дыма, отдававшая горелой плотью, покатилась к реке и заставила меня закашляться. Из глаз полились слезы. Я вытер слезящиеся глаза и увидел, как из огня, спотыкаясь, показалось ужасное горящее нечто. Языки пламени окружали жирное раздутое тело. Шерсть сгорела, челюсти исчезли, но я узнал царя пауков. Он подбежал ближе, и я понял, что он ослеп — огонь сжег его глаза. Обугленные ноги подкосились под его весом, и он рухнул в реку.

Вода с шипением вскипела. Он приподнялся, слабо подергиваясь. Я увидел, что в него со всех сторон вцепились мелкие рыбешки, отрывая зубами куски мяса. Это были свирепые маленькие пираньи, миниатюрные пресноводные акулы — горе тому, кто угодит в их стаю! Паук снова всплыл на поверхность, вздымая кровавую пену — и затем останки последнего из монстров погрузились в воды Карони!

Немногим паукам удалось спастись. Когда пламя отступило в лес, берег оказался покрыт их обугленными телами. Они громоздились кучами между обгорелых скелетов гуахарибо. Не торопясь, я добрался до цивилизации. Я нес друзьям известие колоссальной важности.

Я поведал им свою историю и сказал:

— Вы трудитесь на протяжении сотен лет в поисках канувших в вечность эпох; с кирками и лопатами вы копаетесь в пыли забытых империй; вы тщательно просеиваете мифы и легенды, чтобы обнаружить мельчайшие факты; вы прилагаете титанические усилия, проводите геологические, биологические и филологические исследования, чтобы проникнуть в прошлое. А тем временем живые звенья, связующие с прошлым, ловят мух на чердаках ваших домов! Постарайтесь вырвать у них этот секрет — и вы узнаете о прошлом нашего мира больше, чем принесут все ваши старания.

Как я и ожидал, они подняли меня на смех.

Он закончил рассказ, когда мы подъезжали к Уолтему. Мы стали собирать свой багаж — до Бостона оставалось всего несколько миль. У самого Бостона он вернулся к обсуждению понятия «ненависти», с которого начался наш разговор.

— Если при виде паука вы ощущаете брезгливость или тошнотворное отвращение, то это потому, что ваша наследственная, подсознательная память знает: эти существа некогда, в ином существовании, были вашими властелинами. Она приказывает вам уничтожить эту гнусную, чужеродную жизнь, остаток иного мира. И когда вы давите ногой овинного паука, вы подсознательно мстите за бесчисленные века угнетения, оставившие такой след в человеческом сознании, что большинство людей всегда будут содрогаться, глядя на этих существ.

Вас охватывает отвращение, но вы не понимаете причин такой неприязни. Но я — я ненавижу пауков, ибо в отличие от всех остальных людей знаю, что они собой представляют.

Всех пауков теперь тянет ко мне. К примеру, я вхожу в комнату; нигде нет ни следа паутины, хозяйка поклялась бы, что дом вылизан сверху донизу. Но пауки каким-то образом чувствуют мое присутствие, и перед уходом я вижу одного из них: он сидит на моем ботинке или где-то рядом и пристально смотрит на меня своими черными глазками-бусинками.