Арабский халифат. Золотой век ислама - [7]
Старое арабское право разбоя, в несколько измененной форме санкционированное Мухаммедом в Коране, составляло основу налогообложения подданных и регулирования их положения в целом. Когда город или область сдавались мусульманам без борьбы (сулхан), их жителям сохраняли жизнь, свободу и собственность, но они должны были платить дань за милосердие и защиту, взимавшуюся либо в виде единовременной выплаты, либо в соответствии с заключенным договором о капитуляции[10]. Но если их побеждали силой оружия (анватан), они попали под действие закона войны, то есть лишались всех прав; они сами и все, чем они обладали, становились добычей победителя. Пятая часть предназначалась Богу, то есть государству, даже общинные земли и имущество, брошенное его владельцами, попадали в казну. Все остальное, и не только движимое имущество, но и земля и люди, следовало поделить по закону, и не среди мусульман вообще, а среди воинов того самого войска, которое одержало эту самую победу. Так, однако, не могло продолжаться долго. Невозможно помыслить, чтобы переход из рук в руки такой огромной массы продолжался без помех, не говоря уже о тех лишениях, которым из-за него подвергались низшие классы, только обрабатывавшие землю и не владевшие ею. Арабы не могли бросить жребий между собой за половину мира, так чтобы не превратить его в пустыню. Но они не решались и распределиться по обширной территории, чтобы управлять ею. Если они не хотели потерять свои позиции, единственным способом было сконцентрировать военную силу. «Сила моей общины, – якобы сказал Мухаммед, – опирается на копыта лошадей и острия копий, пока воины не возделывают землю; если же они начинают это делать, они ничем не отличаются от остальных». И, кроме того, они должны были думать о будущем. Если всю добычу сразу же делили между первыми и фактическими завоевателями, она утекала сквозь их пальцы так же быстро, как и приобреталась. Таким образом, земля рассматривалась как надежный капитал и передавалась в качестве лена ее прежним владельцам, так что им приходилось платить проценты, и эти проценты шли только арабским воинам и их наследникам – не капитал, а доход[11]. Фактически городам и местностям, захваченным силой оружия, приходилось ненамного хуже, чем тем, которые сдавались добровольно, и даже дань и в том и в другом случае называлась одинаково[12], только во втором случае дань была юридически закреплена и ее нельзя было произвольно изменить[13].
Так возникла разница между ганимой и фаем в период после Мухаммеда. Ганима – это добыча, доставленная в лагерь в виде движимого имущества, а также пленники; она и прежде и теперь делилась между воинами. Фай, с другой стороны, – это добыча в виде недвижимого имущества и живущих там людей, и ее не делили, а оставляли прежним владельцам после выплаты дани, так что настоящие владельцы (согласно закону войны) получали только ренту[14]. Но государство собирало плату через своих должностных лиц и не выплачивало полную сумму ежегодно законному мукатила или его наследникам. Им выплачивали только фиксированную пенсию, а остальное шло в государственную казну. Таким образом, организация завоеваний в значительной степени ограничивалась военной оккупацией для эксплуатации подданных. По сравнению с предыдущим положением вещей мало что изменилось. Правящая власть стала другой, но положение misera contribuens plebs[15] осталось таким же, как и раньше. Арабская администрация ограничивалась финансовыми делами, арабское правительство было счетной палатой. Арабы сохранили греческих и персидских служащих – единственных специально подготовленных чиновников, которыми арабы располагали. Они также в основном сохранили старые названия и виды налогов и не внесли особых изменений ни в ставки, ни в процедуру взимания. Если бы те два мединца, которые, как говорят, измерили и распланировали Ирак, были в своем уме хоть наполовину, они и эту половину использовали слишком экономно. Во многих случаях халиф санкционировал лишь временные меры своих военачальников, действия которых зависели от местных условий.
Большинство завоеваний имели место во времена халифа Умара, и он считается их организатором. Как мы видели, он не создал никакой новой системы, но именно он был причиной того, что право арабов на добычу было отменено и государство встало между армией и подданными. В какой-то степени он защитил подданных и на основе их способности выплачивать налоги укрепил государство в противовес армии.
Развитие политического законодательства шло не в ногу с развитием политической власти. В старой арабской традиции отсутствовала какая-либо практическая наука об управлении государством, как и в идее теократии. Этот недостаток становился ощутимым сразу же, как только вставал вопрос о том, кому принадлежит главенство в теократическом правительстве.
При жизни Мухаммеда этот вопрос не возникал. Пророк был представителем Бога, истинным теократическим правителем; теократия подходила ему как нельзя лучше. Однако предположение, что с его смертью настанет час последнего суда, не оправдалось. Мир не был разрушен, и Мухаммед умер, не позаботившись о том, чтобы его паства не осталась без пастыря. Он, конечно, оставил ей Коран и вдобавок к нему сунну, то есть путь, по которому он сам ступал, дорогу, которую он указал своей собственной жизнью, но ни в Коране, ни в сунне невозможно было найти ответ на вопрос, кто должен стать его преемником. Тем не менее из Корана и сунны следовало, что преемник не нужен; фигура единого религиозного и политического вождя представлялась незаменимой. Не существовало ни установленного метода его избрания, ни права наследования пророку. Смерть Мухаммеда, казалось, покончила с теократией, хотя многие благочестивые люди не поверили бы, что это возможно. Арабские племена отпали от Медины, а в ней самой возникла угроза раскола. Поскольку никакие условия правопреемственности не были оговорены, единственное возможное решение заключалось в скорейшем захвате власти. При Мухаммеде его старейшие мекканские сторонники и друзья, которых было немного, стояли ближе всего к верховной власти; они были, так сказать, первыми плодами веры, теократической знатью, знатью подлинно исламской по происхождению и характеру. Они фактически не имели официальных постов, но просто составляли круг советников пророка и оказывали на него очень большое влияние, а теперь, лишившись его защиты, они не допустили, чтобы власть выскользнула у них сквозь пальцы, и твердо взяли бразды правления в свои руки, когда те выпали из рук Мухаммеда. Главным из них с точки зрения интеллекта был Умар ибн аль-Хаттаб, которого можно считать основателем второй теократии, теократии без пророка. Он был высокого роста, быстро двигался, громко говорил, был силен в бою и всегда изображался с кнутом в руке. Он не ходил вокруг да около и не нашептывал, как лицемеры, но был искренне богобоязнен и никогда не болтал лишнего. Сначала он поддержал Абу Бакра, самого доверенного друга Мухаммеда, и лишь после смерти Абу Бакра, которая случилась вскоре после этого, он официально взял власть в свои руки. Абу Бакр передал ее Умару в своей последней воле
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.