Арабские поэты и народная поэзия - [27]

Ахмед Рушди Салих приводит текст мавваля об Адхаме аш-Шаркави так, как он слышал его в родной деревне, в центральной части Верхнего Египта [201, с. 147-148; 202, ч. 2, с. 114-116]. Тринадцатилетним подростком Адхам из родной деревни отправляется в город учиться в школе; когда ему исполнилось восемнадцать, из деревни пришла весть — убит брат его отца. Юноша сразу же возвращается домой, расспрашивает об убийце, узнает, что тот в тюрьме, врывается в дом обидчика и убивает его сына и еще троих мужчин там; после этого Адхам сам оказывается в тюрьме, но и здесь его не покидает мысль найти и уничтожить убийцу дяди; он расспрашивает окружающих, кто они и за что попали в тюрьму, в конце концов обнаруживает обидчика и осуществляет месть; власти приговаривают Адхама к смертной казни, но его родственники за взятку добиваются замены смертной казни заключением, откуда Адхаму удается бежать; неоднократно он ускользает от представителей власти, которые его разыскивают, однако в одной из схваток его убивают.

Социальная направленность этой песни явно не выражена, только некоторые детали, например фраза «Адхам собрал две тысячи людей» [202, ч. 2, с. 115], свидетельствуют о том, что он не был одинок и сумел чем-то привлечь к себе людей. Более четко социальные мотивы выступают в варианте народного поэта Ибрахима Сулеймана аш-Шейха. В его песне Адхам — это герой, который борется против властей, против начальника уезда и старосты деревни. Захват оружия Адхамом описывается так: Адхам переоделся начальником полиции и направился добыть порох и оружие, вошел к мамуру, как лев, безо всякого почтения, говоря: «Эй, голова, где стража и где твои солдаты, построй их! Мы заберем у них оружие и дадим новое, которое прибыло и более подходит вам. Давай также и оружие старосты, да поторапливайся. Правительство решило улучшить ваше положение». Смелый парень сумел провести мамура и посмеяться над ним, забрал у него оружие, дав какую-то казенную бумагу, а оружие раздал своим людям [191, с. 10].

Вариант мавваля об Адхаме аш-Шаркави по тексту народного поэта Махмуда Исмаила Гяда [198, с. 2] относится к периоду после египетской революции 1952 г. Не удивительно, что в нем с предельной ясностью показана социальная направленность борьбы Адхама аш-Шаркави как антифеодального бунта. В этом варианте говорится, что в деревне Адхама был жестокий паша, который принуждал феллахов бесплатно работать на его земле, порабощая всех от мала до велика; тех, кто ему противился, он подвергал суровому наказанию. Люди в поместье страдали от его несправедливости, а свободолюбивых он просто убивал; от его пули пал и дядя Адхама. Решив мстить, Адхам открыто заявляет друзьям, что — будет служить и своей семье, и своей стране; он подчеркивает, что в его семье все люди свободные [198].

Таким образом, маввал об Адхаме аш-Шаркави посвящен борьбе против феодального гнета, однако в нем происходит идеализация старины, воспеваются родо-племенные отношения с их вольницей, которая противопоставляется обществу феодального угнетения. Маввал об Адхаме аш-Шаркави можно рассматривать как историческую разбойничью песню, в которой отражаются стихийные выступления народа против социальной несправедливости. В форму выполнения обычая кровной мести у арабов может облекаться и антиимпериалистическая, и политическая борьба. Об этом свидетельствуют иракские песни «Аг̣а̄нӣ Личмен» («Песни о Личмене»), направленные против англичан и возникшие в 1920 г., когда в ходе национально-освободительной борьбы был убит английский губернатор, офицер Личмен, и песни «Да̄р ас-сеййид мад̣мӯна» («За дворец хозяина ручаемся») — о свержении ненавистного народу режима Нури Саида в 1958 г. [13, с. 14].

Разбойничьи арабские песни известны издавна — это заджали Ибн Аруса, египетского поэта и одновременно разбойника конца XVIII в., который в конце жизни роздал все накопленные богатства бедным; а также песни о нем и подражания его заджалям. В 60-х годах нашего века разбойничьими можно назвать песни о Саффахе («проливающем кровь»), в частности, маввал о Саффахе Ибрахима Сулеймана аш-Шейха, который сложил его в назидание молодым о том, к каким печальным последствиям приводит беспутная жизнь; маввал о Саффахе отражает реальные события бандитских убийств и грабежей, которые держали в страхе жителей Египта в 1960–1961 гг.

В разбойничьих песнях лексика, совпадающая с лексикой газаля, относится в основном к называнию врага (‘адувв, мн. а‘да‘) [191, с. 9], однако употребленная в иносказательном смысле, она оказывается насыщенной традиционными словами любовных песен; например, стихи, в которых передаются думы египетского разбойника XVIII в. Ибн Аруса:

О, сердце (к̣алб, 3) мое в огне (на̄р, 3), я сожгу (кава̄, 3) тебя,

А если ты любишь (‘а̄шик̣, 3), то пламени только добавлю.

Не нужно идти одному по дорогам:

Уже затопило земли любви (мах̣абба, 1).

Сопутствуй тому, что тебя обожает (вадда, 1),

И не вздыхай (хава̄, 1) о неверном (фа̄рак̣а, 3).

[193, с. 21]

Разбойничьи арабские песни обычно связаны с историческими событиями, борьбой народа против угнетения и феодальных отношений. Несомненно, эти песни являются важным историческим источником. В них в более открытой форме, чем в лирической песне газал, реализуется идея борьбы героя против антагониста, врага, угнетателя.