Арабские поэты и народная поэзия - [26]

Шрифт
Интервал

По занимательности, стремительному развитию событий, неожиданному их повороту сюжет баллады можно сопоставить со сказками «Тысячи и одной ночи», хотя в этом собрании подобной сказки нет. Бродячие рапсоды — шаиры, исполняющие такие баллады, должны привлечь внимание слушателей, и занимательность играет для них немаловажную роль. Как и в сказках, здесь налицо дидактический момент — нравоучение. Весь ход повествования приводит читателя или слушателя к мысли о необходимости перемен: несправедливо и губительно бесправное положение женщины, Мабрука сама не может выбрать себе мужа — выбирает отец, несправедливо и губительно следование устарелому обычаю: Мабрука могла бы хорошо выйти замуж, если бы не считала чем-то неизбежным исполнение закона о кузенном браке. Губительно и разлагающе влияние города: кутежи Махруса, его пристрастие к наркотикам, присоединение к шайке бандитов. Несмотря на критику устарелых обычаев, создатели мавваля не могут освободиться от чувства известной предопределенности событий судьбой — над героями баллады тяготеет неодолимый рок. Кроме того, хотя неизвестный автор и показывает нелепость устарелого обычая, но сам не в состоянии избавиться от мысли о его неизбежности. Не случайно в маввал введен и такой, казалось бы, лишний персонаж, как брат Махруса Мустафа. Показав невозможность, бессмысленность и даже вред брака Мабруки и Махруса, автор мавваля все же настаивает на том, что Мабрука должна выйти замуж за кузена. Для этого и нужен Мустафа. Но все же в маввале отражены и заметные перемены в жизни общества — ведь обычным наказанием за проступки Мабруки, по старинным обычаям, должна быть смерть, хотя она и не виновата в своих несчастьях, а здесь мы видим счастливый конец.

Мысль о фатальности кузенного брака можно проследить и в других маввалях на эту тему, например, в поэме «Самир и Карима» в варианте Ибрахима Сулеймана аш-Шейха [189]. Герои ее — также двоюродные брат и сестра, оба из бедной семьи. За Кариму сватается богатый паша, который после отказа пытается овладеть ею силой. Карима убивает его, и нареченный жених, двоюродный брат Каримы, Самир, женится на ней. Любопытно, что в обоих маввалях убийство насильника осуществляется самой девушкой. Эта сцена как бы повторяет сцену из средневековой арабской эпопеи об Антаре, когда Абла — жена и двоюродная сестра Антары — убивает персидского царевича Ардашира, который пытался овладеть ею силой [см. 50].

Среди лексических единиц в песнях о кузенном браке имеются слова, часто встречающиеся в газале: например, для выражения понятия «любовь» — хава̄ [189, с. 3], х̣убб, ваджд [189, с. 4]; предмет любви назван фарӣдат ‘ас̣р «жемчужина века» [189, с. 3], бинт зейй эл-бадр «девушка как луна» [189, с. 3]; лирический герой — ‘а̄шик̣ «влюбленный» [189, с. 4], он проливает слезы (дам’) [189, с. 4] в смятении (х̣ӣра) [189, с. 4], однако ему предопределено счастье (с‘ад) [189, с. 5]; зависть (х̣асад) и дурной глаз (‘айн) [189, с. 5] не могут этому счастью помешать.

Итак, в арабских народных маввалях о кузенном браке отражаются народные обычаи, берущие начало в глубокой древности и продолжающие бытовать до сих пор. Современные авторы хотя и критикуют эти обычаи, но не могут вполне освободиться от мысли об их освященности временем, фатальности.

Арабские разбойничьи песни

Среди разбойничьих песен первое место занимают маввали, в которых поется о кровной мести. В жизни арабов древние законы, связанные с родственными узами по крови и восходящие исторически к периоду родоплеменных отношений, до настоящего времени играют значительную роль. Эти законы до сих пор строятся на отцовском праве и приоритете мужчины в семье, заставляют придерживаться обычая кузенного брака, требуют избегать позора, прежде всего из-за нарушения женщиной законов чести, обязывают осуществлять кровную месть. Несмотря на наблюдаемый в XX в. распад племенных отношений у арабов, [см. 118], старинные обычаи продолжают соблюдаться: так, по свидетельству египетской статистики, за последние 40 лет в Верхнем Египте более 90 тысяч человек погибли в результате кровной мести [47]. Надо только заметить, что следование обычаю кровной мести в настоящее время очень часто имеет социальную подоплеку. Ахмед Рушди Салих, известный египетский фольклорист, писал: «Возьмем, например, обычай [кровной] мести; мы обнаруживаем, что он проявляется в виде защиты власти, включая и защиту привилегий гражданских и духовных. Тот же, кто не обладает ни властью, ни привилегиями, очень редко прибегает к [кровной] мести» [201, с. 146].

Несмотря на пристальное внимание арабских ученых к фольклору, в настоящее время специальных исследований о песнях, посвященных кровной мести, не существует, между тем такие песни представляют интерес и как образцы устного народного творчества, и как источник этнографических и исторических сведений, и как произведения, в которых отражаются общественные условия жизни народа и его стихийный протест против социальной несправедливости.

Одна из старинных песен о кровной мести — мавваль об Адхаме аш-Шаркави — наиболее яркое из произведений такого рода и пользуется большой популярностью. В нем тоже отражается борьба героя с угнетателем, противником — «антагонистом». Этот мавваль известен в нескольких вариантах.


Рекомендуем почитать
Пушкин. Духовный путь поэта. Книга вторая. Мир пророка

В новой книге известного слависта, профессора Евгения Костина из Вильнюса исследуются малоизученные стороны эстетики А. С. Пушкина, становление его исторических, философских взглядов, особенности религиозного сознания, своеобразие художественного хронотопа, смысл полемики с П. Я. Чаадаевым об историческом пути России, его место в развитии русской культуры и продолжающееся влияние на жизнь современного российского общества.


Проблема субъекта в дискурсе Новой волны англо-американской фантастики

В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.


О том, как герои учат автора ремеслу (Нобелевская лекция)

Нобелевская лекция лауреата 1998 года, португальского писателя Жозе Сарамаго.


Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


Словенская литература

Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.