Арабская поэзия средних веков - [36]

Шрифт
Интервал

Что за весть у тебя, — так умри нее, отравленный ядом!
Иль тебе не понять, что бранить я подругу не смею,
Что другой мне не надо, что счастье мое — только с нею?
Улетай, чтоб не видеть, как я умираю от боли,
Как я ранен, как слезы струятся из глаз поневоле!»
Племя двинулось в путь, опустели жилища кочевья,
И пески устремились к холмам, засыпая деревья.
С другом друг расстается — и дружба сменилась разладом.
Разделил и влюбленных разлучник пугающим взглядом.
Сколько раз я встречался на этой стоянке с любимой —
Не слыхал о разлуке, ужасной и непоправимой.
Но в то утро почувствовал я, будто смерть у порога,
Будто пить я хочу, но отрезана к речке дорога,
У подруги прошу я воды бытия из кувшина,
Но я слышу отказ; в горле жажда, а в сердце — кручина…

«Весь день живу, как все…»

Весь день живу, как все, но по путям ночным
Бегу, бессонницей моей к тебе гоним.
Весь день я разговор с соседями веду,
Но по ночам горю в безумии, в бреду.
Так сопряжен со мной моей любви огонь,
Как с пальцами руки сопряжена ладонь.
Я б упрекал тебя, чтобы помочь себе,
Но разве польза есть в упреках иль в мольбе?
Тобою плоть моя превращена в стекло —
Смотри же, что в моей душе произошло.
Желаю ли с тобой свидания? Увы,
Кто много возжелал, лишился головы!

«Что делать вечером бредущему в тоске?..»

Что делать вечером бредущему в тоске?
С камнями речь веду, рисую на песке,
Потом рисунок свой слезами я смываю,
И вороны кричат, садясь невдалеке.

«Я с ней простился взглядом…»

Я с ней простился взглядом, слезами обливаясь.
Сказать ей в день разлуки мне не дали ни слова.
Но можно ли слезами навек проститься с сердцем?
Кто видел в мире этом влюбленного такого?..
Живи, не зная горя, до воскресенья мертвых,
Когда погаснет солнце и воссияет снова.

«Ужель потому ты заплакал…»

Ужель потому ты заплакал, что грустно воркует,
Другой отвечая, голубка в долине зеленой?
Иль прежде не слышал ты жалоб и стонов голубки?
Иль прежде разлуки не знал ты, на боль обреченный?
Иль ты не видал, как заветное люди теряют?
Иль так же, как ты, ни один не терзался влюбленный?
Да брось ты о Лейле вздыхать: тот, кто любит, — несчастен,
И страсть, без надежды, томится в душе потрясенной.

«Только тот — человек…»

Только тот — человек, тот относится к людям, кто любит.
Кто любви не изведал, тот нравом бесчестен и зол.
Я ее упрекал, но она мне сказала: «Клянусь я,
Что верна я тебе и что день без тебя мне тяжел.
Ты ко мне приходи, если этого сильно ты хочешь,
Ибо я еще больше хочу, чтоб ко мне ты пришел».

«О Лейлы ласковый двойник…»

О Лейлы ласковый двойник, ты будь ко мне добрей:
Недаром другом я тебя избрал среди зверей!
О Лейлы ласковый двойник, не убегай отсель,
Быть может, долгий мой недуг ты исцелишь, газель.
О Лейлы ласковый двойник, мне сердце возврати:
Оно, как бабочка, дрожит, зажатое в горсти.
О Лейлы ласковый двойник, ты мне волнуешь кровь,
И ту, что не могу забыть, напоминаешь вновь.
О Лейлы ласковый двойник, со мной часок побудь,
Чтоб от больной любви моя освободилась грудь.
О Лейлы ласковый двойник, не покидай лугов,
Да вечно будешь ты вдыхать прохладу облаков.
Ты так похожа на нее, ты — счастье для меня,
И я поэтому тебе — защита и броня.
Тебя на волю отпущу, ступай ты к ней в жилье.
Спасибо ей за то, что ты похожа на нее!
Твои глаза — ее глаза, ты, как она, легка,
Но только ножки у тебя — как стебли тростника.
Весь божий мир, о Лейла, вся безмерность естества
Мою любовь, мою печаль в себе вместят едва!
Мне всё напоминает дни, когда с тобой вдвоем
Мы шли в степи, цвела весна — те дни мы не вернем!
Свой взгляд горящий от тебя пытаюсь отвести,
Но он упорствует: к другой нет у него пути.
Быть может, если по земле пойду как пилигрим,
С тобою встречусь я в горах и мы поговорим?
Душа летит к тебе, но я ей воли не даю:
Стыдливость в этом усмотри природную мою.
О, если б то, что у меня в душе сокрыто, вдруг
Тебе открылось, — поняла б, что я — хороший друг.
Спроси: кому когда-нибудь утяжелял я путь?
Спроси: я причинял ли зло друзьям когда-нибудь?

«Мне говорят: «В Ираке она лежит больная…»

Мне говорят: «В Ираке она лежит больная,
А ты-то здесь, здоровый, живешь, забот не зная».
Молюсь в молчанье строгом о всех больных в Ираке,
Заступник я пред богом за всех больных в Ираке,
Но если на чужбине она — в тисках болезни,
То я тону в пучине безумья, в смертной бездне.
Из края в край брожу я, мои разбиты ноги,
Ни вечером, ни утром нет к Лейле мне дороги.
В груди моей как будто жестокое огниво,
И высекает искры оно без перерыва.
Лишь вспомню я о Лейле, душа замрет от страсти,
И кажется: от вздохов рассыплется на части…
Дай мне воды глоточек, о юное светило,
Что и луну блистаньем и молнию затмило!
Ее чернеют косы, — скажи: крыла вороньи.
В ней все — очарованье, томленье, благовонье.
Скитаюсь, как безумный, любовью околдован,
Как будто я цепями мучительными скован.
С бессонницей сдружился, я стал как одержимый,
А сердце бьется, стонет в тоске непостижимой.
Весь от любви я высох, лишился прежней силы —
Одни остались кости, одни сухие жилы.
Я знаю, что погибну, — так надобны ль упреки?
И гибель не погасит любви огонь высокий.
Прошу вас, напишите вы на моей могиле:
«Любовь с разлукой вместе несчастного убили».

Рекомендуем почитать
Рубайат Омара Хайяма

Впервые изданный в 1859 г. сборник Rubaiyat of Omar Khayyam познакомил читающую по-английски публику с великим персидским поэтом-суфием и стал классикой английской и мировой литературы. К настоящему времени он является, по мнению специалистов, самым популярным поэтическим произведением, когда-либо написанным на английском языке. Именно написанном — потому что английские стихи «Рубайат» можно назвать переводом только условно, за неимением лучшего слова. Продуманно расположив стихотворения, Фитцджеральд придал им стройную композицию, превратив собрание рубаи в законченную поэму. В тонкой и изящной интерпретации переводчик представил современному читателю, согласуясь с особенностями его восприятия, образы и идеи персидско-таджикских средневековых стихов.


Книга дворцовых интриг. Евнухи у кормила власти в Китае

Эта книга необычна, потому что необычен сам предмет, о котором идет речь. Евнухи! Что мы знаем о них, кроме высказываний, полных недоумения, порой презрения, обычно основанных на незнании или непонимании существа сложного явления. Кто эти люди, как они стали скопцами, какое место они занимали в обществе? В книге речь пойдет о Китае — стране, где институт евнухов существовал много веков. С евнухами были связаны секреты двора, придворные интриги, интимные тайны… Это картины китайской истории, мало известные в самом Китае, и тем более, вне его.


Рассказы о необычайном. Сборник дотанских новелл

В сборник вошли новеллы III–VI вв. Тематика их разнообразна: народный анекдот, старинные предания, фантастический эпизод с участием небожителя, бытовая история и др. Новеллы отличаются богатством и оригинальностью сюжета и лаконизмом.


Тазкират ал-аулийа, или Рассказы о святых

Аттар, звезда на духовном небосклоне Востока, родился и жил в Нишапуре (Иран). Он был посвящен в суфийское учение шейхом Мухд ад-дином, известным ученым из Багдада. Этот город в то время был самым важным центром суфизма и средоточием теологии, права, философии и литературы. Выбрав жизнь, заключенную в постоянном духовном поиске, Аттар стал аскетом и подверг себя тяжелым лишениям. За это он получил благословение, обрел высокий духовный опыт и научился входить в состояние экстаза; слава о нем распространилась повсюду.


Когда Ану сотворил небо. Литература Древней Месопотамии

В сборник вошли лучшие образцы вавилоно-ассирийской словесности: знаменитый "Эпос о Гильгамеше", сказание об Атрахасисе, эпическая поэма о Нергале и Эрешкигаль и другие поэмы. "Диалог двух влюбленных", "Разговор господина с рабом", "Вавилонская теодицея", "Сказка о ниппурском бедняке", заклинания-молитвы, заговоры, анналы, надписи, реляции ассирийских царей.


Средневековые арабские повести и новеллы

В сборнике представлены образцы распространенных на средневековом Арабском Востоке анонимных повестей и новелл, входящих в широко известный цикл «1001 ночь». Все включенные в сборник произведения переводятся не по каноническому тексту цикла, а по рукописным вариантам, имевшим хождение на Востоке.


Комедии

В ряду гениев мировой литературы Жан-Батист Мольер (1622–1673) занимает одно из самых видных мест. Комедиографы почти всех стран издавна признают Мольера своим старейшиной. Комедии Мольера переведены почти на все языки мира. Имя Мольера блистает во всех трудах по истории мировой литературы. Девиз Мольера: «цель комедии состоит в изображении человеческих недостатков, и в особенности недостатков современных нам людей» — во многом определил эстетику реалистической драматургии нового времени. Так писательский труд Мольера обрел самую высокую историческую оценку и в известном смысле был возведен в норму и образец.Вступительная статья и примечания Г. Бояджиева.Иллюстрации П. Бриссара.


Ирано-таджикская поэзия

В сборник вошли произведения Рудаки, Носира Хисроу, Омара Хайяма, Руми, Саади, Хафиза и Джами. В настоящем томе представлены лучшие образцы поэзии на языке фарси классического периода (X–XV вв.), завоевавшей мировоепризнание благодаря названным именам, а также — творчеству их предшественников, современников и последователей.Вступительная статья, составление и примечания И.Брагинского.Перевод В.Державина, А.Кочеткова, Ю.Нейман, Р.Морана, Т.Стрешневой, К.Арсеньевой, И.Сельвинского, Е.Дунаевского, С.Липкина, Г.Плисецкого, В.Левика, О.Румера и др.


Шах-наме

Поэма Фирдоуси «Шах-наме» («Книга царей») — это чудесный поэтический эпос, состоящий из 55 тысяч бейтов (двустиший), в которых причудливо переплелись в извечной борьбе темы славы и позора, любви и ненависти, света и тьмы, дружбы и вражды, смерти и жизни, победы и поражения. Это повествование мудреца из Туса о легендарной династии Пишдадидов и перипетиях истории Киянидов, уходящие в глубь истории Ирана через мифы и легенды.В качестве источников для создания поэмы автор использовал легенды о первых шахах Ирана, сказания о богатырях-героях, на которые опирался иранский трон эпоху династии Ахеменидов (VI–IV века до н. э.), реальные события и легенды, связанные с пребыванием в Иране Александра Македонского.


Корабль дураков. Похвала глупости. Навозник гонится за орлом. Разговоры запросто. Письма тёмных людей. Диалоги

В тридцать третий том первой серии включено лучшее из того, что было создано немецкими и нидерландскими гуманистами XV и XVI веков. В обиход мировой культуры прочно вошли: сатирико-дидактическую поэма «Корабль дураков» Себастиана Бранта, сатирические произведения Эразма Роттердамского "Похвала глупости", "Разговоры запросто" и др., а так же "Диалоги Ульриха фон Гуттена.Поэты обличают и поучают. С высокой трибуны обозревая мир, стремясь ничего не упустить, развертывают они перед читателем обширную панораму людских недостатков.