Арабская литература - [2]
АРАБСКАЯ
ЛИТЕРАТУРА
Перевод А. Б. ХАЛИДОВА
ПРЕДИСЛОВИЕ
Сравнительно мало известно, что, помимо Корана и сказок "1001 ночи", существует арабская литература вообще. Настоящая книга имеет целью, во-первых, показать объем этой литературы в целом, во-вторых, более подробно рассмотреть ее чисто художественные разделы. Столь обширную область, которая хорошо знакома очень немногим, можно обозреть, лишь прибегая к некоторой категоричности и обобщениям даже тогда, когда мнения ученых расходятся. Арабисты сразу заметят, в каких случаях нами были использованы работы выдающихся ученых-востоковедов за последние пятьдесят лет; их лепта слишком велика, чтобы оговаривать ее в каждом отдельном случае, и автор выражает им здесь свою глубокую признательность. Метод изложения подсказан в первую очередь Дж. де М. Джонсоном; ряд ценных замечаний по первоначальному варианту текста сделал профессор сэр Томас Арнольд, который, однако, ни в коей мере не ответствен за возможные ошибки и погрешности этой книги.
Май 1926 г.
X. А. Р. Г. {8}
I. ВВЕДЕНИЕ
Арабская литература — бессмертный памятник, созданный не одним народом, а целой цивилизацией. Люди, внесшие в нее свою лепту, принадлежали к самым различным этническим группам, которые, однако, под воздействием завоевателей-арабов утратили свои национальные языки, традиции и обычаи и вошли в новую, всеобъемлющую арабскую нацию, основывающуюся на единстве мысли и веры. Только иранцы, да и то лишь усвоив многие характерные черты и наклонности арабов, сумели в конце концов восстановить свою интеллектуальную и национальную самостоятельность. Но даже когда арабский язык был оттеснен с господствующего положения в восточных областях вследствие возвышения персидской литературы, он сохранил и все еще сохраняет свои позиции как универсальный язык мусульманской теологии, философии и науки. Процветание средневековой арабской литературы, быть может, в большей степени, чем любой другой классической литературы (ибо она среди них самая молодая), зависело не только от наличия культурной среды, но также и от щедрости и покровительства высокопоставленных лиц. Разделяя превратности истории мусульманской цивилизации, она правдиво отражала местные политические и культурные условия. Вместе с упадком мусульманского общества его литература теряла жизнеспособность и силу, но пока в той или другой столице правители и министры ради удовольствия, выгоды или тщеславия покровительствовали искусствам, факел, хоть и тускло, все же продолжал гореть. Мы видим, как то одна, то другая страна становится литературным центром, и, наконец, в эпоху, приблизительно соответствующую-турецким завоеваниям в Азии и Африке и Возрожде-{9}нию в Европе, факел ярко вспыхивает, прежде чем угаснуть среди развалин сарацинской цивилизации. Литература последующих веков, несмотря на свой внушительный объем, является подражательным и безжизненным порождением "темной эпохи", между тем как современное возрождение арабской литературы в Сирии и Египте проникнуто иным духом, совершенно отличным от духа старой, неповторимой классической цивилизации.
Арабская литература разделила участь классических литератур и в том отношении, что ряд ее ценных произведений утрачен, надо полагать, безвозвратно, а многие другие сделались достоянием современной культуры лишь благодаря кропотливым изысканиям европейских ученых. Поскольку сохранность их зависела от общества, безразличного — если не откровенно враждебного — ко всему, выходящему за пределы узкой сферы мусульманской теологии и связанных с ней дисциплин, возможно, что в числе утраченных произведений были как раз те, которые особенно повысили бы в наших глазах ценность мусульманской культуры. Тем не менее все еще остался огромный малоизученный и не всем доступный материал, существующий лишь в рассеянных повсюду рукописях. Наряду с этим, в то время как по существу все важнейшие сохранившиеся произведения стали теперь доступными для арабистов, сравнительно немногие из них находятся в распоряжении западных ученых в доброкачественных переводах, хотя число переводов с каждым годом увеличивается.
Подобно тому как чистокровные арабы составляли лишь незначительное меньшинство в мире мусульманской цивилизации, так и вклад арабов в свою литературу был не столь уж значителен на общем фоне. Тем не менее эта литература была проникнута складом мышления и способами выражения, свойственными народу той страны, откуда она исходила как наступательная сила в седьмом веке нашей эры. Поэтому, прежде чем перейти к основной теме, мы должны здесь и в следующей главе книги обрисовать ту материальную и языковую среду, в которой с самого начала формировалась арабская литература.
Она родилась на песчаной равнине Центральной и Северо-восточной Аравии, где засушливые степи переме-{10}жаются с пустынями. Голая, однообразная, за исключением редких оазисов, страна с резкой сменой жары и холода, засухи и ливней была и остается непригодной для оседлой жизни. Ее обитатели вынуждены кочевать, они занимаются главным образом разведением верблюдов и овец и должны непрерывно переходить с места на место в поисках пастбищ. Однообразие их жизни нарушается лишь буйными оргиями изобильных лет и жестокими страданиями в голодные годы, успехом или неудачей набегов на соседние кочевые племена или на окраинные оседлые общины. Неизменность природных условий наложила свой отпечаток на их обычаи, мышление и язык, отмеченные теми извечными повторениями и резкими переходами, которые нашли отражение почти во всех произведениях арабской жизни и литературы. Идейный кругозор таких кочевников не мог быть широким; борьба за существование слишком сурова, чтобы интересоваться чем-либо, помимо повседневных, чисто практических нужд; еще менее могли их интересовать отвлеченные понятия и религиозные спекуляции. Их философия выражена в нескольких лаконичных поговорках, а религия — не что иное, как смутное суеверие. Их мышление конкретно, и язык беден отвлеченными понятиями, за исключением тех, которые относятся к простейшим действиям и физическим качествам.
В основу книги Г. Гибба лег манускрипт «Продолжение дамасской хроники» Ибн-Каланиси, ставший одним из первоисточников для работ всех последующих арабских историков. Автору удалось, литературно обработав хронику, сохранить последовательность и достоверность исторических событий. Материалы, представленные в манускрипте, взяты из письменных и устных источников, иногда приводятся рассказы непосредственных участников событий. Именно потому книга уникальна и представляет интерес как для специалистов, так и для широкого круга читателей.
Наталья Алексеевна Решетовская — первая жена Нобелевского лауреата А. И. Солженицына, член Союза писателей России, автор пяти мемуарных книг. Шестая книга писательницы также связана с именем человека, для которого она всю свою жизнь была и самым страстным защитником, и самым непримиримым оппонентом. Но, увы, книге с подзаголовком «Моя прижизненная реабилитация» суждено было предстать перед читателями лишь после смерти ее автора… Книга раскрывает мало кому известные до сих пор факты взаимоотношений автора с Агентством печати «Новости», с выходом в издательстве АПН (1975 г.) ее первой книги и ее шествием по многим зарубежным странам.
«Вечный изгнанник», «самый знаменитый тунеядец», «поэт без пьедестала» — за 25 лет после смерти Бродского о нем и его творчестве сказано так много, что и добавить нечего. И вот — появление такой «тарантиновской» книжки, написанной автором следующего поколения. Новая книга Вадима Месяца «Дядя Джо. Роман с Бродским» раскрывает неизвестные страницы из жизни Нобелевского лауреата, намекает на то, что реальность могла быть совершенно иной. Несмотря на авантюрность и даже фантастичность сюжета, роман — автобиографичен.
История всемирной литературы — многотомное издание, подготовленное Институтом мировой литературы им. А. М. Горького и рассматривающее развитие литератур народов мира с эпохи древности до начала XX века. Том V посвящен литературе XVIII в.
Опираясь на идеи структурализма и русской формальной школы, автор анализирует классическую фантастическую литературу от сказок Перро и первых европейских адаптаций «Тысячи и одной ночи» до новелл Гофмана и Эдгара По (не затрагивая т. наз. орудийное чудесное, т. е. научную фантастику) и выводит в итоге сущностную характеристику фантастики как жанра: «…она представляет собой квинтэссенцию всякой литературы, ибо в ней свойственное всей литературе оспаривание границы между реальным и ирреальным происходит совершенно эксплицитно и оказывается в центре внимания».
Главное управление по охране государственных тайн в печати при Совете Министров СССР (Главлит СССР). С выходом в свет настоящего Перечня утрачивает силу «Перечень сведений, запрещенных к опубликованию в районных, городских, многотиражных газетах, передачах по радио и телевидении» 1977 года.
Эта книга – вторая часть двухтомника, посвященного русской литературе двадцатого века. Каждая глава – страница истории глазами писателей и поэтов, ставших свидетелями главных событий эпохи, в которой им довелось жить и творить. Во второй том вошли лекции о произведениях таких выдающихся личностей, как Пикуль, Булгаков, Шаламов, Искандер, Айтматов, Евтушенко и другие. Дмитрий Быков будто возвращает нас в тот год, в котором была создана та или иная книга. Книга создана по мотивам популярной программы «Сто лекций с Дмитрием Быковым».