Арабская литература - [13]

Вторая линия филологических исследований, а именно: наука о предании в этот период еще не успела полностью развиться в основном направлении, но представлена некоторыми побочными ответвлениями. Ортодоксальная позиция Аббасидов требовала, чтобы управление империей (по крайней мере формально) согласовывалось с основными положениями священного закона в духе их истолкования богословами, а не с деспотическим законодательством Омейядов. Три школы права возникли еще до смерти Харуна. В процессе кодификации — мы не станем здесь рассматривать обширную литературу по этому вопросу выделились две важнейшие работы. Недовольство наиболее ортодоксальных теологов умозрительными и чужеземными элементами, допущенными иранской школой, было выражено ученым богословом Маликом ибн Анасом из Медины (ум. в 795 г.). Придавая особое значение не только преданиям о пророке, но и преданиям мединской общины, обычное право которой могло рассматриваться как неписанные законы пророка, Малик собрал их для руко-{42}водства в собственной судейской практике в один том, известный во всем мусульманском мире под названием ал-Муватта' ("Ровный путь"). Другая работа — мастерская компиляция, составленная для Харуна его главным кади Абу Йусуфом и известная под названием "Книга о земельном налоге". Несмотря на такое заглавие, книга охватывает всю сферу практического управления от водного права до военного дела и является необходимым пособием для всякого, кто изучает раннюю мусульманскую историю.

Именно в этот период история окончательно утвердилась как самостоятельная ветвь науки о предании. Первым мусульманским историческим сочинением была биография пророка, составленная Ибн Исхаком (ум. в 767 г.). Его попытка встретила такое противодействие богословов Медины, что он был вынужден бежать сначала в Египет, а затем в Ирак, где сам халиф дал ему возможность завершить этот труд. Ни одного экземпляра оригинала пока еще не найдено, но пересмотренный вариант, принадлежащий Ибн Хишаму (ум. в 834 г.), стал важнейшим источником сведений о жизни Мухаммада. Несколько иную цель преследовал историк ал-Вакиди (ум. в 823 г.) в своей монографии о военных походах пророка (Магази). Избрав темой мусульманскую экспансию, он пренебрег всеми преданиями, касающимися периода, предшествовавшего хиджре, и в отдельном труде (ныне утраченном, за исключением отрывков) довел изложение до завоеваний времен первых халифов. Прежняя полуисторическая школа, основывавшаяся на племенных преданиях, продолжала существовать, представляемая несколькими писателями, чьи сочинения, несмотря на неточность деталей и хронологии, сохранились в позднейших компиляциях, где они резко выделяются на общем фоне изложения. Им противостоят многочисленные монографии, посвященные различным событиям мусульманской истории, написанные ал-Мада'ини (ум. ок. 840 г.), выдержки из которых, цитируемые позднейшими историками, характеризуют его как писателя, обладавшего даром яркого описания, и как историка, относившегося к своей науке серьезнее, чем его предшественники.

Самым выдающимся литературным достижением раннего аббасидского периода было появление "нового {43} стиля" в поэзии, оперировавшего свежими сравнениями, которые, разумеется, с течением времени стали более «изысканными» и искусственными. Его родоначальником был слепой поэт Башшар ибн Бурд (ум. в 783 г.), "одна из тех одаренных натур, чья поэзия совершенно непринужденна". Приведем одно из его знаменитых сравнений:

Мне казалось, что на их головах пыль сражения, и наши

мечи — ночь с горящими звездами, что рассекают бездну.

Благодаря покровительству двора, подкрепленному благосклонным приемом у публики, новый стиль завоевал открытое признание, несмотря на недовольство филологов. Последние, исходя из лексикографического принципа, что доисламский арабский язык выше после-исламского, перенесли эту догму в сферу эстетики и провозгласили недосягаемое превосходство доисламской поэзии, что во всяком случае, несомненно, оказало пагубное влияние на творчество второстепенных поэтов. Несмотря на горький сарказм Абу Нуваса, прошло около двух столетий, прежде чем филологи вынуждены были, наконец, признать достоинства новой поэзии. Новые тенденции усилились также благодаря появлению на поэтическом поприще иранцев, которые, несомненно, привнесли в нее некоторую утонченность и черты урбанизма (сочетающиеся, однако, порой с цинизмом и фривольностью), чего до тех пор недоставало арабской поэзии.

Во втором поколении на голову выше поэтов, толпившихся при дворе, стоит полуперс Абу Нувас (ум. ок. 810 г.). Мало кто в арабской литературе может соперничать с ним в разносторонности, силе чувства, изяществе и образности языка, — недаром некоторые сравнивали его с Гейне. Лучше всего ему удавались винные песни, которым, однако, почти не уступают элегии, любовные стихотворения и сатиры, хотя нередко их темы и чувства неприемлемы для нашего вкуса. Более смелый опыт был проделан его современником арабом Абу-л-'Атахией (ум. в 826 г.), чьи плавные стихи с серьезным морализующим тоном и созерцательным аскетизмом, хотя и уступают стихам Абу Нуваса в блеске и технике, принесли ему славу, столь же непреходящую, {44} как и слава беспутного придворного фаворита. Желая завоевать побольше слушателей, Абу-л-'Атахийа сознательно избегал поэтических условностей и манерности, пользуясь лишь простым народным языком. Такое резкое нарушение традиций не нашло подражателей, и последователей Абу-л-'Атахии, (который справедливо может быть назван отцом арабской религиозной поэзии) следует искать, с одной стороны, среди уличных проповедников Басры, и, с другой — в народной поэзии, все более и более отдалявшейся от литературных произведений, по мере того как они становились все стилизованнее и искусственнее.