Арабская кровь - [5]

– Саудовца в Йемене? Он должен быть бедным, как церковная мышь, а может, что-то натворил в своей собственной стране, что оттуда переехал? Многие так делают.

Дорота не может совладать со своим острым языком и неосознанно ранит девушку.

– Wallahi! Хамид – хороший человек! – Марыся, взывая к имени Бога и поднимая при этом руку вверх, реагирует типично по-арабски. В то же время она благодарит в душе Кингу, что не сказала матери о богатстве и положении ее мужа. Порядочная все же девушка и знает жизнь.

– А чем он занимается?

– Он бизнесмен.

– Как каждый араб, это, в конце концов, народ торгашей.

– Если ты так ненавидишь эту нацию, что же делаешь в такой стране, как Саудовская Аравия? – Марыся уже не выдерживает.

– А тебе здесь нравится?

– Конечно нет, ja’ani[4]… но не жалуюсь и не критикую, – говорит Марыся, повышая голос, кривя при этом губы и неодобрительно цокая языком. Поминутно она вынимает бумажную салфетку и вытирает ею то руки, то лоб, то губы. Перед ней их уже целая горка.

– Я все время это твержу, – вмешивается в разговор Лукаш. – Больше позитива. Ты останешься у нас обедать, Марыся? – меняет он тему. – Приглашаем.

– Не хочу мешать.

У девушки нет ни малейшего желания больше находиться в обществе острой на язык и негативно настроенной против нее матери.

– Что ты! Не уходи! – Дарья поддерживает отчима. – Позвони мужу, чтобы он тоже пришел.

– Может, в другой раз. Нужно привыкнуть друг к другу, – холодно заявляет Дорота. – Ты прямо из Йемена сюда приехала? – допытывается она.

– Да.

– Сколько тебе было лет, когда тебя выдали замуж? Пятнадцать?

– Дорота, что с тобой происходит? Так по ней тосковала, столько ночей проплакала, а сейчас так ведешь себя?! – Лукаш, вообще не понимая агрессии жены, не выдерживает.

– Просто я знаю арабские реалии. Это не ее вина, а только их чертовой традиции и старого исламского закона, которым они по-прежнему руководствуются.

– Мне было почти двадцать, – отвечает девушка, со злостью поджимая губы. – Бабушка старалась выбить у меня из головы замужество, говоря, что я слишком молода, а йеменской семье вообще было все равно.

– Так почему так рано?

– А тебе сколько было лет, когда ты вышла замуж за моего отца? И почему это сделала? Ага, скорее всего, была беременна, а я, представь себе, нет. Я вышла замуж по любви.

У Дороты искривилось лицо после словесного выпада дочери.

– Просто такое окружение тебя устраивает, впитала эту культуру до мозга костей, – продолжает мать, не обращая внимания на колкости.

– Вместе с мужем и двоюродной сестрой мы участвовали в Сане в манифестации против того, чтобы замуж выдавали девочек, – бросает Марыся очередной аргумент.

– А какую школу ты закончила? Арабскую, для будущих жен?

– Английскую. – Молодая женщина заканчивает беседу, поднимается с дивана и быстрым шагом направляется к выходу. – Если ты так ненавидишь арабов, почему у тебя был арабский муж?! Нужно было сделать аборт, меньше бы тогда мы обе мучились! – выкрикивает она под конец, оглядываясь, чтобы найти свою абайю. – С арабским парнем можно иметь только арабского вылупка, отлично чувствуя себя в арабских реалиях и соблюдая арабские законы!

Выведенная из равновесия, Марыся дрожит всем телом, ее голос ломается, и чувствуется, что через минуту она взорвется истерическим плачем.

– Марыся! Прошу тебя! – Дорота наклоняет голову, закрывает лицо обеими ладонями и начинает всхлипывать, выливая из своих больших голубых глаз потоки слез. Они протекают между ее худыми пальцами и льются просто до запястий. Все в коридоре застывают. Даже маленький Адаш перестает лепетать, сидит на полу и грустно смотрит на маму, кривя маленькие губки.

– Чувство ненависти к арабам появилось у меня только тогда, когда твой отец глубоко меня ранил и страшно обидел. Это чудо, что я пережила ад, который он мне устроил.

Мать подбегает к взрослой дочери, крепко ее обнимает и притягивает к себе против ее воли. Девушка будто одеревенела, как кол проглотила.

– Извини меня, но когда я вижу, что моя дочь такая… арабка, то считаю, что этот прохвост выиграл.

– Никогда не считала себя типичным примером арабской девушки. Всегда протестовала против глупых шовинистических законов. А в Йемен выехала, скрываясь, собственно, от отца, который хотел сделать из меня прислугу для своей новой канадской жены и множества вылупков.

– Извини, извини! Я стала обобщать, это страшное, непростительное заблуждение. Один подлый араб не значит ведь, что все они такие.

Дорота берет дочь за руку и осторожно тянет девушку в направлении зала.

– Если бы ты тогда со мной возвратилась в Польшу, не случилось бы всего этого… – грустно повышает голос она, моргая полными слез глазами и хлюпая носом.

– Мы с Дарьей идем в кухню готовить обед, а вы или миритесь, или деритесь, – с улыбкой и вздохом облегчения говорит Лукаш, оставляя женщин вдвоем.

– Как там было? – Не дождавшись никакого отчета о встрече с матерью, Хамид с интересом наблюдает за своей красивой женой. Ее лицо еще белее, чем обычно, на нем читаются злость и ожесточение.

– Не хочешь об этом говорить? – Уже у самого дома муж снова пробует о чем-либо узнать.