Арабская дочь - [75]

Поселение Аль-Джабай — это маленькая крепость, окруженная стеной из больших старых камней. Наверху, на высоте двух метров, видны позиции с пулеметами. У ворот стоит тринадцатилетний мальчик и присматривает за ними, направляя в их сторону снятый с предохранителя автомат Калашникова. Слышно, как кто-то сказал «Бен Ладен», и после этого перед ними широко открываются деревянные, укрепленные железной арматурой дверные створки. На центральной площади не слышно ни детского смеха, ни голосов женщин, как будто они тоже были призваны на братоубийственную войну. От ужаса Марыся не в состоянии даже вымолвить слово, не то что задавать вопросы. Один из охранников толкает ее двумя пальцами в сторону грязного каменного домика, который состоит из одной комнаты, разделенной прутьями на жилое помещение и хлев для животных. Маленькие оконца пропускают недостаточно света и воздуха, вонь животных смешивается с человеческой — и все в облаках дыма от кальяна. Посередине сидит старая как мир женщина. Ее татуированное лицо ничего не выражает. Скорее всего, старушка подсыпает себе гашиш, ее блеклые глаза прикрыты отвисшими сморщенными веками. У женщины нет бровей, ее обнажившаяся голова почти лысая, видно только несколько седых прядей редких, склеившихся от грязи волос. Искривленным, как у ястреба-перепелятника, и окрашенным хной пальцем она показывает девушке на место перед собой на старом вытертом табурете со скрещенными ножками. Марыся, садясь, чуть не приземляется на грязную дырявую циновку, прикрывающую глиняный пол. Она затаила дыхание, так как старая арабка напоминает ей ведьму или отвратительного злобного джинна, живущего в горной пещере.

— Вот какую жену взял себе мой внук, бен Ладен, пусть Аллах сжалится над мстителем Усамой, — начинает говорить старуха скрипучим голосом. — Ты должна хорошо служить ему и выполнять законы Корана! — кричит она вдруг, размахивая трясущимися руками. — Помни, что твой мужчина превыше тебя! «Ваши женщины для вас пашня. Приходите на ваше поле когда хотите, делайте в первую очередь что-либо хорошее для самих себя»[76]. Так завещал Аллах! Делаешь так?! — кричит она снова.

— Да, — шепчет в смущении Марыся, поправляя никаб и натягивая на глаза дополнительную сетку, заслоняющую лицо.

— Моя дочь заплатила адским огнем за свой разврат и все свои грязные поступки! Ад! — громко продолжает говорить женщина, глубоко затягиваясь при этом дымом. — Если бы она осталась там, где ей место, жила в смирении и глубокой вере, то Аллах не покарал бы ее так!

Марыся быстро вспоминает все, что рассказывал ей Хамид о своей матери. Это немного, и девушка не знает, о чем говорит бабка. Но догадывается уже, где она находится. Сориентировалась, что новоиспеченный супруг повез ее в свадебное путешествие в поместье мятежников «Аль-Хаути», о которых столько трубят в газетах. Только что он здесь делает?!

— Захотелось ей науки, захотелось большого мира, так на тебе! Поехала девка в город, в какую-то школу ходила, кто это видел?! А мой старый идиот, — рассерженная бабка прядет нить своего рассказа, — все ей разрешал, всему радовался и еще говорил, что наука — это будущее. И что ей это дало?! Далекой родне в городе наплевать на то, чтобы следить за чьими-то девахами, да и ни у кого времени не было, чтобы за ней на учебу бегать. А те преступники, извращенцы, неверные, — женщина даже плюется от злости, — паршивые американцы нарочно дали эти дурацкие стипендии для наших голубок, чтобы их использовать, опозорить и унизить.

Старуха хватается за остатки волос на голове и с остервенением рвет их, так что клоки летят во все стороны. Через минуту скукоживается, плечи ее опускаются, и она, наклонившись лицом к земле, кладет голову на колени. Марыся замирает от ужаса, ей кажется, что бабка от чрезмерных эмоций вот-вот покинет этот мир.

— «Расплатой для тех, которые стараются распространять разврат по земле, будет только то, что будут они убиты, или распяты, или четвертованы, или изгнаны из страны»[77], — шепчет в экстазе старуха, закатив глаза.

Марыся едва успевает подумать, что цитата из Корана наверняка относится к другой эпохе, событиям и ситуации, как возгласы и выстрелы заставляют ее резко вскочить. Она хочет выбежать из дома, но как вкопанная остается стоять в стороне, у одной из замшелых стен, и прячется за каким-то анемичным кустом.

— Да здравствует Абдул Малик![78] Смерть Израилю! Хотим имамат! Прочь Али Абдуллу Салеха![79]

Большая группа мужчин, размахивающих джамбиями, карабинами и мечами, стоит в центре площадки и скандирует лозунги мятежников. Среди них Марыся видит своего мужа. Когда волна аффекта ослабевает — наверное, у мужчин разболелись глотки от крика, — они делятся на группки и становятся подальше, бурно споря и энергично жестикулируя. Девушке уже приходилось видеть после пятничной молитвы в мечети раздраженных правоверных. Здесь происходило то же самое: экстремистский имам подстрекал бедных, необразованных людей к страшным поступкам.

— Тебя поздравляет дядя Усама, сын, — слышит Марыся громкий голос, доносящийся из группы, к которой примкнул ее муж. — Радуется, что идешь дорогой правды.