Арабелла - [3]

— Но разве это ты пришел нам сказать? — спросила Арабелла. — Что все это значит?

— Это одна из его вечных выходок! — сказала Маргарет.

— Ничего подобного, — ответил ее брат. — Джозеф Экклз был в Уайт Харте и принес почту. — Мальчик почувствовал, что ему удалось завладеть вниманием сестер, — Письмо для мамы из Лондона. С вензелем какого-то лорда. Я сам видел.

Книга соскользнула с колен Маргарет и упала на пол. София издала громкий вздох, Арабелла вскочила со стула:

— Гарри, не может быть. Неужели от моей крестной?

— Если письмо из Лондона, то оно, несомненно, от леди Бридлингтон! — заявила София. — Арабелла, я глубоко верю в нашу удачу!

— Я не осмеливаюсь даже думать о том, что все это возможно! — сказала Арабелла, почти теряя сознание. — Может быть, она написала, что не может меня пригласить?

— Ерунда, — ответила ее практичная сестра. — Если бы это было так, зачем маме показывать письмо отцу? Я уверена, что все уже улажено. Ты едешь в Лондон на время сезона.

— Если бы это все было правдой! — сказала Арабелла возбужденно.

Гарри, который к тому времени бросил вязать узлы, чтобы попытаться встать на голову, покачнулся и свалился на пол вместе со стулом, рабочим ящиком Софии и экраном, который разрисовывала Маргарет до того, как обратила свое внимание на «Ежемесячный обзор для леди». Сестры были так захвачены сообщением о письме, что даже не стали ругать брата, а только попросили его перестать валять дурака. Он поднялся, насмешливо заметив при этом, что только девчонки способны устроить такой переполох из-за обыкновенной поездки в Лондон.

— Скукатища! — сказал он. — Мне хотелось бы знать, чем вы там собираетесь заниматься!

— О Гарри, как ты можешь быть таким недогадливым? Балы! Театры! Званые вечера! — произнесла Арабелла взволнованно.

— А я думала, что вы едете туда, чтобы завязать нужные знакомства, — произнесла Бетси, — так сказала мама.

— Нечего тебе подслушивать чужие разговоры! — резко заметила София.

— А что такое «нужные знакомства»? — спросил Гарри, ловко жонглируя клубками шелковых ниток, выпавших из рабочей шкатулки сестер.

— Разумеется, я не знаю!

— А я знаю, — произнесла больная. — Это, конечно же, удачная партия. И когда она состоится, Белла пригласит Софию, Мэг и меня к себе в Лондон, и мы все найдем себе богатых мужей!

— Разумеется, я этого делать не буду, — заявила Арабелла. — Позволь заметить, что никто никуда тебя не пригласит до тех пор, пока не улучшится твое поведение.

— Но мама говорила мне именно об этом, — не унималась Бетси, в ее голосе послышались слезы. — И, пожалуйста, не думай, что я ничего не понимаю в подобных делах, потому что…

София резко прервала ее:

— Если, Бетси, ты не хочешь, чтобы я сказала папе о полном отсутствии у тебя такта, я советую тебе отправиться в детскую. Это именно то место, где ты должна сейчас находиться.

Эта ужасная угроза подействовала на девочку. И демонстрируя всем своим видом глубокую обиду на сестер, Бетси медленно-медленно, волоча за собой шаль, покинула комнату.

— Она очень плохо себя чувствует, — заметила Арабелла, пытаясь оправдать сестру.

— Она дитя-переросток, — ответила ей София. — Можно было бы пожелать, чтобы ее ум был занят более утонченными мыслями, чем обдумывание подобных планов! Ах Белла, если бы тебе удалось сделать прекрасную партию! И если леди Бридлингтон заберет тебя отсюда, я уверена, что ты не ударишь в грязь лицом, поскольку, — с гордостью произнесла она, — ты самая хорошенькая девушка, которую я когда-либо видела!

— О да, — подал голос Гарри, полностью заинтересованный происходящим.

— Несомненно, — согласилась Маргарет, — но ведь у нее должны быть бриллиантовые пуговицы и диадема и… и все остальное, о чем вы говорили. Я и представить себе не могу, где это все можно раздобыть!

Всеобщее молчание последовало за ее словами. Первой взяла себя в руки София.

— Что-нибудь придумаем, — с уверенностью произнесла она.

Но ей никто не ответил. Было ясно, что Арабелла и Маргарет не разделяют ее уверенности. Гарри же, обнаружив ножницы, с наслаждением стриг моток штопки. В этот момент в комнату вошел молодой джентльмен того возраста, когда человек, только что расставшийся с юностью, вступает в полосу зрелости. Его приятную внешность, конечно, нельзя было сравнить со старшей из сестер, но в нем ощущалось что-то, родственное ее спокойствию и самообладанию. Очень высокий воротник его рубашки и спутанные каштановые локоны свидетельствовали о том, что в погоне за модой он стал уже почти настоящим щеголем. Местный портной, польщенный оказанным ему доверием, не мог достичь тех вершин искусства, которые покорили Уэстон или Шульц, но сделал все, что было в его силах, и в этом ему, конечно, помогли идеальные пропорции его клиента. Мистер Бертрам Тэллент снял пальто и продемонстрировал свои красивые, стройные ноги. На сей раз они были обтянуты брюками из оленьей кожи, но их владелец лелеял мечту о желтых панталонах, которые он не осмеливался надеть из-за папы, но которые, как он полагал, превратят его в истинного законодателя моды. Его высокие с отворотами сапоги, стоившие ему многих часов раздумий и труда, так сияли, что можно было подумать, что они принадлежат джентльмену, чьи родители на свое несчастье смогли снабдить сына необходимым количеством шампанского для действительно удачной чистки сапог. Воротнички его рубашки были так сильно накрахмалены любящими руками сестер, что голову он мог поворачивать с большим трудом. Подобно старшему брату Джеймсу, студенту Оксфорда, он обучался в Хэрроу, но так как сейчас были пасхальные каникулы, то он пребывал дома, где под руководством отца готовился к экзамену на степень бакалавра. Учился он без особого энтузиазма, заветной мечтой его было стать корнетом в гусарском полку. Но так как это обошлось бы ему в сумму не менее восьми тысяч фунтов, а из-за длительной войны с Бонапартом продвижение по службе без значительных финансовых затрат стало практически невозможным, мистер Тэллент решил, и не без оснований, что гражданская служба будет менее разорительной, чем военная карьера. При этом он рассчитывал на то, что, получив соответствующую степень, Бертрам сможет украсить собой министерство внутренних дел, и те сомнения, которые порождались еще не устоявшимися склонностями его отпрыска, отец почти подавлял в себе, размышляя о том, что в конце концов, его сыну нет еще восемнадцати и что Оксфорд, где он сам провел три учебных года, несомненно, окажет положительное влияние на формирование характера и интересов его сына.