Аптекарша - [21]

Архитектор предлагал различные варианты — что и как отремонтировать, где и что модернизировать, как перестроить и при этом не изуродовать. Я непременно хотела, чтобы у нас был зимний сад. Нельзя начинать работы, нудил архитектор, не приняв окончательного решения — будем мы оборудовать на первом этаже зубоврачебный кабинет или нет. Потому что тогда надо второй вход пристраивать. Левин сонным голосом ему отвечал, что на этот счет он пока ничего не решил.

Когда архитектор наконец уехал, Дитер принес из дедовских погребов несколько бутылок вина. Дескать, раз уж он будет у нас свидетелем, надо нам с ним наконец перейти на «ты». Он поднял бокал:

— За тебя, Элла!

Меня это предложение застигло врасплох; выходит, что и с Марго, которая прежде называла меня только «госпожа Морман», теперь тоже придется быть на «ты». Я была раздосадована, хоть и пыталась винить во всем себя — в конце концов ведь это именно я всегда ругала своих родителей за их высокомерие.

— Мне совсем не нравится, — заявила я Левину на обратном пути, — что твои друзья-приятели заполонили весь фирнхаймский дом; на свадьбу там можно было бы устроить на ночь моих родителей и твою маму.

— До мамы я вообще пока не смог дозвониться, — уклончиво сказал Левин.

Я еще больше расстроилась: на свадьбе должны быть родители жениха и невесты, так положено! Чтобы сменить тему, спросила:

— Слушай, можешь ты мне объяснить, как Дитера угораздило жениться на такой дурехе?

— Не стоит так уж презирать эту дуреху. Она однажды очень даже его выручила.

— Но это же не повод, чтобы сразу жениться! Они совсем друг другу не пара.

— Тебе-то откуда знать? — усмехнулся Левин.

7

— Неужто у вас и вправду хватило глупости выйти замуж за этого афериста? — спрашивает госпожа Хирте. — Если да, то избавьте меня от описания свадьбы, расскажите-ка лучше сразу о счастливом разводе.

Видно, вчера она слушала внимательно. Но свадьба — это важно, не могу я ее пропустить.

В дни перед свадьбой Дорит показала себя настоящей подругой. Она помогала мне во всем: заказывала номера в гостинице, ломала голову над убранством стола, консультировала наших общих друзей насчет подарков… Левин всеми этими вещами интересовался мало, но, навестив шеф-повара шветцингенского замкового ресторана, заказал там поистине царское меню свадебного обеда.

Накануне торжества, едва живая от усталости, я сидела у Дорит на кухне, окунув опухшие от беготни ноги в ведро с холодной водой и какими-то еще эссенциями, стимулирующими кровообращение. Я испытывала к Дорит такую любовь и признательность, что сама не знаю как проговорилась об условиях завещания. Дорит мгновенно сделала стойку. Я должна пообещать ей не давать Левину доверенности на распоряжение имуществом, этот и за год все промотает.

Я пыталась протестовать.

— Дорит, но он же наверняка этого потребует. А меня материальные ценности никогда особо не волновали…

— Знаю, знаю, ты у нас живешь внутренним миром, — съязвила Дорит. — Но старик-то хотел, чтобы за его ненаглядным внуком кто-то присматривал. И доверил это тебе, иначе не отказал бы именно тебе все свое добро.

Пришлось с ней согласиться и пообещать быть осмотрительной.

С юга приехал мой брат с женой и ребенком, с севера прикатили родители. Когда они прибыли, Левина дома не оказалось — он хотел дать мне возможность побыть с моей семьей. На лицах родителей, хоть они его еще не видели, заранее читалась стойкая неприязнь к будущему зятю.

Мать задала свой фирменный вопрос:

— А кем был его отец?

— Органистом.

— Но ты же что-то намекала насчет наследства, откуда у церковной мыши?..

— Наследство — от деда.

В глазах у предков аршинными буквами запечатлелся вопрос «сколько?», но задавать его вслух они считали ниже своего достоинства.

Отец прошелся по квартире с инспекцией. С той же бесцеремонностью он и комнату Левина подверг осмотру. Потом наконец соизволил раскрыть рот:

— И сколько ему лет?

— Двадцать семь.

Он вздохнул. Тридцать семь были бы ему куда больше по душе. Он без конца помешивал чай, хотя уже двадцать лет живет без сахара.

Брат, к счастью, несколько разрядил атмосферу. Его зануда-жена осталась с ребенком в гостинице, я всегда знала, что она меня не выносит. Обняв меня и родителей, Боб поздравил меня с предстоящей свадьбой.

Вскоре появился Левин, и в поисках общих тем разговор, к моему облегчению, в конечном счете сосредоточился на автомобилях.

Впрочем, мои предки продолжали угрюмо дырявить глазами своего будущего зятя, однако вопиющих недостатков в нем, похоже, с ходу не обнаружили. Вечер прошел мирно, мои родичи загодя ретировалась в свои гостиничные номера.

День свадьбы был ознаменован дивной солнечной погодой, и даже мои родители были в сносном настроении. Мать с заговорщической миной затащила меня на кухню и торжественно подарила дюжину белоснежных банных гостиничных полотенец — трофеи от дюжины отцовских командировок, в которых ей было дозволено сопровождать супруга.

После обильного завтрака, приготовленного моей тучной матерью и моей тощей невесткой, за нами явились наши свидетели. Дорит и Дитер были в меру торжественны и серьезны, уж за них-то мне перед предками стыдиться не пришлось. С Дорит они, кстати, были знакомы и раньше и считали, что та хорошо на меня влияет. После официальной церемонии в магистрате мы все отправились в ресторанчик при замке. Я решила, что выгляжу очень неплохо, кремовый костюмчик мне к лицу, а отец собственноручно повесил мне на шею тяжелое, в шесть ниток, гранатовое ожерелье своей бабушки, на которое я давно уже зарилась.