Апсу - [26]

Дорога, ровная и прямая, вымощенная базальтовыми плитами, пересекала долину с юга на север; вдоль нее тянулись цветущие луга, зеленые рощи, то там, то здесь виднелись остроконечные черепичные крыши — когда-то полная радости и жизни земля, ныне почти покинутая, поникшая пред лицом надвигающейся тьмы.

— Красивая страна, — сказал Бхарг, — приятно жить в такой. Счастливый народ. Вам есть за что бороться.

— И за что умереть, — сказал Энар.

— Теперь не умрете, — оскалился Бхарг, — господин Шем-ха-Гил привезет бессмертие из Асгарда. Ты не забыл большой мешок, куда ты его положишь, а, Гилли?

По мере продвижения на север местность становилась менее обжитой. Дорога подходила все ближе к Эллилу, он уже был виден — гладкая темная полоса, делящая землю на две такие разные части. Голая бурая пустошь западного берега казалась особенно унылой на фоне сочного разноцветья восточного, пышущего жизнью, полного цветов и птичьих голосов. Справа приближались пологие склоны Ио-Сина. Посреди равнины кое-где стояли отдельные скалы, как будто, не найдя счастья в своей тесной горной семье, они отправились искать его в другие, неведомые земли.

— Какие они красивые, эти скалы, — вздохнула Мирегал. — И ужасно одинокие. Они — как киты, выбросившиеся на берег. Всем чужие, и никто их не любит.

— Эти горы похожи на нас, — сказал Гил, — ведь мы тоже самых умных, сильных и смелых посылаем в далекие страны служить дэвам. Вот и мой старший брат, и старший брат моего отца живут в Асгарде, и мы никогда не видим их. Наверно, им так же одиноко, как этим скалам. Когда все кончится, я обязательно напишу об этом стихи.

Они подъехали к тому месту, где отрог Ио-Сина — длинная гряда холмов подходил к самой дороге и внезапно обрывался высокой изломанной скалой. На ней, ближе к вершине, стояла величественная фигура из белого мрамора, созданная в незапамятные времена мастерами Энхом и Хетом. Дэв в ниспадающем складками одеянии сбегал со скалы по каменным ступеням, держа в ладонях неровный серебряный шар — луну. Фигура была поставлена в память о том, что дэвы научили людей пользоваться фазами луны для счета времени. Солнце, дожди, ветры и землетрясения не смогли разрушить прекрасную скульптуру казалось, от времени она стала еще более совершенной…

Гил и его спутники остановились на привал. Бхарг развел огонь, остальные разгрузили вьючную лошадь и достали из мешков сыр, копченое мясо, хлеб и фляги с вином. Рассевшись вокруг костра, принялись поджаривать на палочках кусочки сыра.

— Смотри, — сказал Энар, обращаясь к Гилу, — эта скульптура… Она наводит на раздумья. В ней одна и та же мысль выражена дважды. Лунный календарь, познание времени, в каком-то смысле — власть над ним. Это раз. Второе — сама скульптура. Ей семь веков, а она как новая, и всегда будет такой. И она не мертва — смотри, сколько жизни в каждом изгибе, в каждой складке, как легко она бежит, едва касаясь земли. Сердце радуется, когда на нее смотришь. Разве можно назвать ее мертвым камнем? Не здесь ли секрет бессмертия, который ты ищешь? Быть может, искусство и есть путь к вечной жизни?..

Гил не нашел, что ответить. Он смотрел на мраморную фигуру, которая действительно казалась живой и при этом была неподвластна времени.

— Нет, — возразила Мирегал, — никакое это не бессмертие!

Жизнь и красоту придает ей человек, глядя на нее и восхищаясь ею. Исчезнут люди — и она станет просто причудливым камнем. В ней нет души, только в наших сердцах она оживает.

— Очень сложно вы говорите, — сказал Бхарг. — Мне не понять. Я так скажу: не хотел бы я быть этот каменный дэв! Ни присесть, ни поесть, ни с женщиной… Нах, пусть я стану старый и умру, лучше буду такой как есть,

— Умница, Бхарг! — сказала Мирегал.

С едой было покончено, и путники двинулись дальше. Дорога теперь шла между горами и рекой, по узкой — не больше трех-четырех миль — полосе ровной земли. Хуторов здесь почти не было.

— Надо бы доехать до обжитых мест, — сказал Гил, — не хочется здесь ночевать. Очень уж тут пусто и голо.

— Похоже, придется, — сказал Энар. — Не успеем мы засветло добраться до Эл-а-Дена.

— Ой, а что это? — воскликнула Мирегал. — Смотрите, что-то беленькое лежит…

Подъехав поближе, путники разглядели на дороге множество костей, аккуратно сложенных: руки и ноги по краям, позвоночники и грудные клетки — в центре, сверху лежало пять черепов, и у каждого в темени была пробита большая дыра. Вокруг валялось оружие и разноцветные обрывки материи.

Бхарг спешился и, нагнувшись, поднял бледно-розовый череп с глубокими глазницами.

— Человеческий… — с болью произнес Энар. — У нидхагов не такой подбородок, скулы шире и брови выступают.

— Совсем свежий, — сказал Бхарг хриплым голосом, обнюхивая череп, только что обглоданный. Вот здесь даже мясо осталось. Бежать надо!

Он вскочил в седло, и все четверо поскакали вперед.

— Чьи это кости? — крикнула Мирегал, стуча пятками по лошадиным бокам.

— Наших разведчиков, — ответил Энар, не оборачиваясь, — тех пятерых, что пошли вслед за нидхагами…

— Гуллы сожрали их! Они где-то рядом! — крикнул Бхарг. Они скакали, холодея от ужаса, отчаянно подгоняя усталых лошадей. Долго длилась эта бешеная скачка; справа все так же тянулись горы, а слева темнел ленивый Эллил, и по-прежнему не было видно ни людей, ни домов. Солнце зашло, тьма начала наползать на землю. Наконец горы отступили от дороги на восток, а река повернула немного к западу.