Апсара и её игрушки - [8]

Он собрал все драгоценности, какие нашел во дворце, взял лампы, разобрал кровати и кресла, инкрустированные шкатулки, столики, стеклянные, глиняные и каменные кувшинчики с застывшими на дне благовониями. Все это было увязано веревками, завернуто в покрывало и водружено на головы туземцев.

Обратный путь занял больше времени. Идти приходилось медленнее из-за груза, и тяжелого, и неудобного. Однако Гхар Абинда настаивал на том, чтобы ни один предмет не был брошен. Да туземцы и сами не решились бы разбрасывать по джунглям вещи из Дворца Апсары. Они должны принадлежать Апсаре — каменной деве из джунглей или живой деве, живущей в Хаббе. Одной из двух.

В числе прочих предметов было большое зеркало, в котором человек мог отражаться до середины туловища. Оно отличалось удивительным качеством полировки. Лица в нем не искажались и выглядели совершенно как в жизни. Туземцы боялись даже прикасаться к этому зеркалу, поэтому Гхару Абинде пришлось завернуть его в собственный плащ и нести на своих плечах. Но он все вытерпел ради дочери.

И вот купец обнимает свою милую Апсару, рассказывает ей о приключениях в джунглях и даже смешно показывает, как плясали туземцы и как «аплодировали» павианы. Тем временем слуги разгружают подарки и вносят их в дом.

Последним вошел Конан. Он не утруждал себя работой, и Гхар Абинда нахмурился.

— Почему ты не помогаешь слугам?

— Я нанялся охранять тебя, а не таскать грузы.

— Конан, ты выше ростом любого из нас и втрое крепче к тому же. Мои люди выбились из сил. Путешествие, испытания в пути, тяжелые тюки… Тебе не составило бы большого труда помочь им.

— Ну вот еще! — проворчал киммериец. — Пусть рабы ворочают тюками, а я воин и намерен теперь отдыхать. Кто эта красавица? Твоя наложница? Скажи ей, чтобы подкрашивала щеку, потому что некоторых мужчин отпугивают пятна на женском лице.

— Это моя дочь Апсара, — сказал купец. — Изволь разговаривать с ней почтительно!

— Я разговариваю не с ней, а с тобой, — возразил киммериец. — Когда я заговорю с ней, это будет более вежливо, можешь мне поверить. — И он подмигнул Апсаре.

Девушка покраснела. Она никогда еще не видела, чтобы столь неотесанный и вместе с тем столь привлекательный мужчина таращился на нее так откровенно.

Она закутала лицо в покрывало и сказала:

— Оставь нас. Я хочу побыть с моим отцом.

— Ладно, — Конан пожал плечами. — Где тут можно поесть и выпить? У меня в горле пересохло.

* * *

Конан считал, что его работа у купца закончена. Он не собирался безвылазно сидеть в городе, охраняя дворец, которому ничто не угрожало. Как только Гхар Абинда расплатится с ним, можно будет уходить. Хабба — портовый город, где на вершине холма раскинулись виллы богачей и аристократов, а у подножия теснятся лачуги всякого сброда; в гавань заходят корабли с самыми разнообразными товарами… Словом, здесь есть чем заняться человеку с крепкими мышцами, изобретательным умом и небрезгливому.

Когда Конан устраивался на ночлег — последний ночлег под кровом хаббатейского купца, — он даже не помышлял о том, чтобы задержаться у него на службе подольше.

Однако наступившая ночь все изменила.

Конан проснулся вскоре после полуночи. Его разбудил какой-то странный шум. Варвар мгновенно пробудился. Его инстинкты говорили ему об опасности.

Кто-то крался во мраке по дому. Затем послышался приглушенный вскрик, негромкое горловое рычание… Конан вскочил, сжимая в руке меч. Сна как не бывало. Он выбрался из помещения для стражи, где нашел пристанище, и очутился в саду. Тихо журчала вода в фонтане. Лунный свет изливался на тщательно подстриженные кусты и выметенные дорожки. Ничто, казалось, не указывало на то, что в доме могла случиться беда. Но киммериец не позволил себе обмануться. Он что-то слышал.

Волоски на загривке сами собой поднялись у него дыбом, как у дикого зверя, почуявшего врага. Он остановился перед фонтаном и увидел, что вода в нем больше не прозрачная и не чистая. Она была красной.

— Кровь! — прошептал варвар.

Пригибаясь, он пробежал через сад и нырнул в галерею, выводящую в господские покои дома. Здесь все было тихо, однако Конан не сомневался: опасность притаилась где-то поблизости. Он миновал покои Гхара Абинды. Купец безмятежно храпел под шелковым покрывалом. Конан посмотрел на него сверху вниз и покачал головой: жизнерадостный старик (по крайней мере, Конану купец казался совсем старым) даже не подозревает о том, что в доме у него неладно. Какая беспечность! Будь Конан подосланным убийцей, купец уже плавал бы в луже собственной крови…

Он выбрался из этих покоев, где густо пахло благовониями, и побежал дальше по переходу. Несколько комнат личной прислуги. Конан прислушался: ничего. Но опасность была уже совсем близко, в этом он не сомневался. Все инстинкты дикаря просто вопили в нем об этом.

Босая нога поскользнулась на чем-то влажном. Конан опустил глаза. Кровь! Пятно крови, размазанное по каменному полу!

Он больше не колебался. Отодвинув в сторону тяжелый занавес, он увидел маленькую дверь из резного дерева. Она легко открылась, и Конан скользнул в комнату Апсары.

В постели девушки не оказалось. Комната была полна чудовищ. По крайней мере, так показалось варвару в первое мгновение. Затем он понял: это все неживое. Каменные статуэтки, деревянные фигурки, сплетенные из соломы, вылепленные из глины. Десятки, может быть, даже сотни фигурок, маленьких и больших, были расставлены по стенным нишам, по полу, вдоль стены, на подоконнике. Очевидно, купец привозил их своей дочери из путешествий, чтобы она могла разделить с ним приключения — хотя бы мысленно. И пока Гхар Абинда странствовал по очередной далекой стране, Апсара у себя дома перебирала подаренные ей диковины и в мечтах следовала за отцом.