Апрель - [24]

— А что вы на это скажете?

Катчинский взял со столика журнал «Фильм» и показал Зеппу рисунок, воспроизведенный из американского издания. На нем были изображены страшные руины. Возле кучи камней — фигуры в лохмотьях. Это оставшиеся в живых одичалые люди. «Так будут выглядеть города после атомной войны», — гласила подпись под рисунком.

— Мне этот рисунок испортил вчера настроение, — сказал Катчинский. — Вечером над двором раскинулось чудесное звездное небо. «И снова звезды, — подумал я. — Снова…» Пропев эту фразу, я начал развивать мелодию, хотел было взять карандаш, чтобы записать ее, но тут на глаза мне попался этот журнал, и я подумал: «Нужен ли миру новый романс? Звезды? Завтра они будут светить миру, в котором останутся только развалины и одичалые люди!»

Зепп положил журнал на столик.

— Очень жаль, — тихо начал он, — что вы не записали мелодию. Очень жаль! Ведь эта капля яда и была рассчитана на то, чтобы отравить чью-то душу. Банда атомщиков… Она стремится запугать народы, лишить их воли к борьбе, превратить людей в стадо пугливых кроликов, которых можно будет безнаказанно убивать, а затем сдирать с них шкуры… Пусть это не лишает вас мужества, маэстро. Вот вы отложили карандаш и нотную бумагу, отказались от работы. Да ведь этого они и хотят! А нам нужен ваш романс. Он нужен так же, как восстановленный дом, как солнце в его квартирах, как мать, спокойно кормящая своего ребенка. Ведь это жизнь. А они угрожают человечеству грандиозной могилой. Недавно мне пришлось ехать в Линц. В купе вагона со мной находился один американский офицер, инженер по профессии. Завязался разговор, коснулись восстановления. Офицер сказал: «Восстанавливать разрушенное войной нет никакого смысла. Ведь мы принесли в мир атомную бомбу. Сейчас нет ничего бессмысленнее работы строителя. Он не успеет сойти с лесов, как над городом появится самолет, несущий страшную, разрушительную силу…» На лицах некоторых пассажиров я увидел растерянность и страх. Слова инженера лишили их мужества. Но один пассажир, по виду рабочий, спросил американца: «Значит, вы смотрите на нас как на жертвы будущей войны?» — «Такова логика», — ответил инженер. И вы знаете, что сказал рабочий? «Это логика каннибалов. Но в мире есть люди, и их большинство, — они не станут жить, подобно троглодитам, в пещерах, в подвалах разрушенных домов. Они будут строить, бороться, они победят». Верьте, маэстро, в человека борющегося, в человека строящего. Он победит!

— Я очень сожалею, — тихо проговорил Катчинский, — что не могу итти с вами одной дорогой. Я искалечен, разбит. А я очень хочу итти вместе с такими, как вы!

Взгляд Люстгоффа, внимательный и нежный, остановился на Катчинском.

— Вот вам моя рука, — сердечно и просто сказал он. — И можете считать меня своим товарищем. Идемте с нами вместе. Ваше физическое состояние не может служить этому препятствием.

— Спасибо, товарищ Люстгофф. — Катчинский слабо пожал руку Зеппа. — А романс я непременно напишу. «Звезды» назову его… Вот только руки слабо повинуются мне.

— Пишите как можете. Я пришлю переписчика нот. Он приведет в порядок вашу работу.

Перед уходом Зепп предложил Катчинскому принять участие в предстоящем смотре агитационных бригад района. Участники их — молодежь. Среди них немало способных музыкантов и певцов. Указания и помощь такого знатока, как Катчинский, принесут им не только большую пользу, но и радость.

— Они ведь нигде не учились ни музыке, ни пению, — говорил Зепп. — И поют, как птицы. Я кое-что позаимствовал у берлинских режиссеров, когда служил сторожем при театре, но этого недостаточно. Они будут очень рады видеть вас.

— С большой охотой принимаю ваше предложение. Располагайте мной в любое время. Я совершенно свободен.

— Мы пришлем за вами машину.

— Спасибо, товарищ Люстгофф. Всегда рад видеть вас у себя.

— Я буду приходить к вам без предупреждения. Ведь мы теперь свои люди. До свидания, товарищ Катчинский!

— До свидания, товарищ Люстгофф!

Глава шестая

Не застав Лазаревского в комендатуре, Гольд поспешил к Шведен-каналу. Итти предстояло далеко, но врач предписал Гольду длительные прогулки. Правда, врач имел в виду спокойный и неторопливый променад, а не марафонский бег, но Гольд торопился выполнить поручение Хоуелла. Успех этого предприятия сулил инженеру некоторую прибыль. Кроме того, Гольд имел серьезное намерение все-таки продать Лазаревскому перила. Шутка Хоуелла обрекала этот чугунный груз на безнадежное лежание в складе. А кому он сможет понадобиться сейчас, кроме советских строителей? Американцы интересуются чем угодно, только не чугуном и железом, которые могут пойти на восстановление города. Нужно превратить громоздкие, никому не нужные перила в деньги, даже если эти деньги дают большевики.

На набережной Шведен-канала Гольд перевел дух. Здесь шла оживленная работа. Вспыхивали зеленые молнии электросварки, бойко, как пулеметные очереди, трещали пневматические молотки, визжали лебедки и громыхали краны. Трудовой бой был в полном разгаре.

Над мутной водой канала, прорываясь сквозь грохот стройки, медленно и торжественно звучала песня.