Апрель. Книга 2 - [7]

А храм в Лисиппе основал Проклятый, только все делали вид, что никакого храма давно нет, ведь считалось, что Проклятый убит чужим магом, а папа говорил, что Проклятого убить непросто, и сам король ничего не может поделать с адептами Лисиппы, поэтому все и притворяются, будто они победили Проклятого и его адептов.

А я так и не узнала, где этот храм, потому что я долго плакала, а потом спала, и меня везли в карете с закрытыми окнами.

В храме оказалось очень много детей. Только и сам храм был большой. Он прятался где-то в маленькой долинке между горами, и горы были всегда в снегу, а внизу почти всё время стояло лето, и деревья зеленели, и травы. Храм был как город — везде были разные домики, каменные и деревянные, побольше и поменьше. Вокруг домиков были сады, ручьи, овраги и камни. Всё это окружала высокая каменная стена, через которую не смогли бы перелезть даже взрослые.

Дети жили в своих домиках, а адепты давали им еду, одежду, и присматривали, чтобы дети не обижали друг друга. Сначала мне там очень понравилось, хотя я сперва скучала по папе, зато у меня был уютный домик, куда никто не мог войти без моего разрешения, а сама я бродила по садам и вдоль ручьёв, сколько хотела, а ещё я совсем перестала болеть.

Делать от меня ничего не требовалось, только раз в день приходил адепт. Он научил меня читать и принёс ужасно толстую книгу. В ней были собраны такие дивные истории, что все папины сказки показались мне тогда слишком одинаковыми и простыми. Книга начиналась с рассказа о том, как получился весь наш мир, потом в ней было написано про то, как самые первые существа учились строить земли и моря, и о том, как появились солнце и звёзды, леса и горы, и реки. И как на земле завелись звери, рыбы и птицы, а потом всякие другие существа — и наконец, люди.

В книге были чудесные картинки, так что, когда я закрывала глаза, они оживали. А ещё — все эти истории снились мне по-всякому: иногда они оказывались совсем непохожими на те, что в книге, но я знала, что на самом деле это та же самая история, только увиденная иначе. Некоторые истории я наблюдала со стороны, как бы подглядывая, а в других участвовала сама, только всегда знала, что по-настоящему я далеко, поэтому, даже если история была страшная, я почти не боялась, хотя и переживала за тех, кто в ней жил взаправду.

С другими детьми в храме я встречалась нечасто. Кажется, они все были такие же странные, как я. Однажды я познакомилась с мальчиком, у которого была книга, похожая на мою. Мы подолгу сидели у ручья, сочиняя истории вместе. В те дни храм стал казаться мне самым лучшим и самым волшебным местом в жизни.

А потом мальчик исчез куда-то. Я очень скучала и не могла ничего придумывать, и даже книгу читать не могла, потому что без него всё казалось пустым и ненастоящим.

Я спрашивала у адепта, и он ответил, что этот мальчик ушёл навсегда. Я знала, что адепт мне соврал, но не могла придумать, как заставить его сказать правду, а тем более — вернуть моего друга.

А на другой день они что-то насыпали мне в еду — я уснула, и когда очнулась — ничего не видела. Я думала, что ночь — но почувствовала на лице солнечные лучи, и птицы перекликались по-утреннему.

Я отчаянно перепугалась и решила, что даже не смогу больше ничего придумывать, потому что скоро забуду, как выглядит всё вокруг и сойду с ума.

Адепт запер меня в какой-то комнате, и так прошло много дней. Он приходил ко мне, чтобы разговаривать со мной — он хотел, чтобы я снова придумывала истории. Сначала я не могла, но он так хитро говорил со мной, что истории начинали появляться сами. Я не хотела рассказывать их вслух, назло адепту, а он догадался и сказал, что я всё делаю правильно, что история, скрытая внутри, нерассказанная — ещё сильнее, потому что когда образы называешь вслух, они становятся проще и жёстче, ведь наш язык устроен так, что объяснять простое и яркое надо долго и сложно, а это мешает жить истории, делает саму её неправильной.

— Так ты слепая! — вырвалось у меня.

И отшатнулся — думал, она меня ударит. Она засмеялась. Мальчик засмеялся. Он обхватил меня за плечи и подтолкнул к ней. Она тоже обняла нас обоих.

— Живые…

— Идём, — сказал Мальчик.

Мы пошли в башню.

— Адепт устроил так, что я могу видеть только в Кристалле.

— В чём?!

— Кристалл Тионата.

— Как у Мастера?!

— Не знаю. Когда я беру его в ладони, всё, что снаружи, будто осыпается с меня, я сперва делаюсь голой, а потом выхожу из себя совсем и оказываюсь Там. Это другое место. Книга…

— Книга?

— Та, которую я читала в храме. Потом я поняла, что её написали специально. В ней рассказан тот мир, который в Кристалле.

— Зачем?

— Чтобы он жил. Мир в Кристалле. Мы — Сочинители. Мы живём в обычном мире, но только затем, чтобы жил мир внутри Кристалла. Мы думаем о нём всегда, потому что его невозможно забыть. Мы перебираем его, как маленький ребёнок свои драгоценности. Оживляем каждую его крупинку. Путешествуем по нему — и там, где мы — там он теплеет и оживает. Нас, наверно, много. Адепты сделали так, чтобы в настоящем мире мы не встречались. А там, внутри, мы тоже не можем быть как люди. Мы только видим, наблюдаем. У нас нет тел. Мы как ангелы. Только мы не можем делать там то, что захотим. Мы можем только видеть. Иногда мы понимаем, что сейчас придумается какая-то новая частичка мира — и она придумывается, но не нарочно. Мы не можем решить, что нужно, а что нет. Тот мир сам решает. Он тоже видит нас, как мы его, и он выбирает, что из наших мыслей ему нужно. И всё, что ему нужно, он берёт у нас, и тогда оно оживает, а когда мы это видим, нам хорошо.