Апрель. Книга 2 - [17]

— Я там умру! Я же… у меня нет тела!..

Кирис обмер. Что он наделал! И уже не исправить… Он прыгнул вперёд… и на миг задохнулся тяжёлым воздухом, закружилась голова. Кирис осел на пол, пытаясь ухватиться за что-нибудь — но стены оказались слишком гладкими. Дым благовоний, еле уловимый в самом начале, когда Кирис входил в Кристалл, сейчас дурманил до тошноты. Перед глазами качалось лицо… бесконечное лицо Одоринуса.

* * *

— Я прикажу его схватить! Король мне поверит, подпишет указ, эту тварь нужно казнить немедленно — иначе она ускользнёт. Сколько ещё он будет губить души детей?

— Нет. — Тони невесело улыбнулся. — Одоринуса вы не удержите. Да и не нужно это теперь. Только повредите. Всеми тайнами Кристалла владеет только он. Маги Воздуха готовы отправиться на запад, а без Кристалла им не исполнить задуманное.

Кирис, не выпускавший руки Тони, удивлённо окинул его взглядом. Тони изменился — он говорил как взрослый, и голос у него стал спокойным и уверенным. Даже патриарх как будто робел перед ним. Странный мальчик в одежде Кириса явился в тот миг, когда огромная седая волчица растворилась в воздухе. И в тот же миг исчезла обсидиановая стена, и патриарху стало не до Тони — он увидел Кириса на полу кельи, увидел склонившегося над ним Одиринуса. Патриарх оттолкнул мага, подхватил мальчика на руки, кликнув стражу…

— И всё-таки я хочу, чтобы Одоринуса оставили в темнице — пусть маги Воздуха и король вместе решают, как быть.

Тони кивнул.

— Кирис, ты хорошо себя чувствуешь? Прислать лекаря или нужно ещё что-нибудь? — Патриарх боялся оставлять мальчика, но дела торопили.

— Всё хорошо… Я побуду тут. С Тони.

Патриарх кивнул и вышел.

…— Ты меня боишься? — тихо спросил Тони.

— Чуть-чуть. Ты какой-то… будто взрослый. Как у тебя получилось стать настоящим?

— Мне помогла ведьма. Она была рядом. За дверью кельи.

— Ведьма?!

— Она… просто возвратила мне то, что взяла. Правда, я сам теперь немножко другой, помню и знаю больше, чем обычный мальчик. Чем тот Тони, которым я был. И пока ещё не понимаю, хорошо это или плохо. Я ещё не привык.

— А ты… ты же останешься с нами, правда? О, я забыл! «Лунная бабочка», я должен тебе рассказать про неё!

— Я теперь знаю про «Лунную Бабочку»… Кирис, ты летишь с ними?

— Ага! Нимо и Альт… Они сказали… Я попрошу, они согласятся, возьмут тебя на корабль.

— Конечно, возьмут. — Тони почему-то засмеялся. — Куда они теперь от меня денутся…

Это было непонятно, но не плохо. Кирис вздохнул — свободно, легко — день распахивался яркий, звонкий, как самые радостные ноты священного гимна.

* * *

Берег был пустой и холодный. Брэндли, видимо, уснул, забылся, вода убаюкала, укачала его, уставшего — но рук он не разжал, так и плыл, обхватив Тони. И не помнил, как подземное течение вынесло его на берег Океана. Очнулся от холода и вскриков чаек, когда давно уже начался день.

Тони лежал рядом. Водяник несколько секунд смотрел бессмысленно, словно вспоминая, что они делают тут и зачем?

Тони не должен дышать воздухом!

Тихо, почти беззвучно поскуливая от обиды на усыпившую его стихию, водяник наклонился к Тони. Лицо мальчика было по-прежнему белым. Тони не дышал.

Брэндли схватил его за руки, собираясь делать с Тони то, что полагается делать с людьми, если пытаешься их оживить… и замер. Спасёт ли Тони «оживляющее дыхание» — или окончательно погубит?

— Да что же делать?!

Чайки кричали, кажется, всё пронзительней. Океан бормотал неразборчивое: «урм-р… урм…» Брэндли положил ладонь на грудь Тони — они была холодная. Значит, всё равно?

— Пошли, — прошептал он. — Океан близко… ждёт.

Он подтащил Тони к воде — и, как будто одобряя его действия, набежала сильная волна, подхватила обоих, и спустя миг они неслись куда-то в зеленоватой, искрящейся толще. Морская вода с непривычки обожгла, опьянила, Брэндли чувствовал себя слишком огромным, ошеломлённым, так что снова на некоторое время забыл о Тони, только не выпустил его ладонь из своей. И едва пожелал взмахнуть рукою, чтобы плыть ещё стремительней, заметил, что влечёт за собой кого-то…

Казалось, Тони летит в глубине так же легко и естественно, как сам водяник. Тони очнулся, ожил! Брэндли метнулся к нему, заглянул в глаза…

Я не смогу его оставить, понял водяник. Не боюсь его неподвижного взгляда. Пусть плывёт со мной вечно, как будто живой — а я буду с ним.

Эта мысль была как клятва, и Брэндли вздрогнул, осознав, что он наделал — но тут же пришло умиротворение. Не страшно. Ничего не страшно. Вокруг — Океан.

* * *

Тьма пришла с запада, накрыла всё небо, и на западе же разгорался пожар — там, где солнце прожигало тучи.

Буря была песней. Огромной, медленной симфонией. Какие-то темы из неё ведьмучка узнавала, считая своими — как будто это она, Дзынь, напела волнам и ветру. Другие оказались чужими, они пришли из глубины, они нравились ведьмучке, и Дзынь беззвучно подпевала им.

Это она нечаянно созвала бурю! Если Нимо и Альт побоялись выводить «Бабочку» сегодня — виновата только она, но по-другому не могло случиться.

Дзынь замерла на волне, вглядываясь и вслушиваясь. В симфонию бури вплеталась теперь третья тема, невыразимо волшебная, бегущая из таких дивных и дальних просторов, что Дзынь стиснула зубы — захотелось плакать.