Аппендикс - [32]

Ами сидела у носа корабля, и малыш ерзал у ее груди. Теперь вместо яркого тюрбана и пестрого хлопчатобумажного платья на ней были широкие спортивные штаны и бесформенная черная куртка с капюшоном, но не узнать ее было бы невозможно. Не только потому, что женщин в лагере в Сусе было гораздо меньше, но прежде всего благодаря некой азбуке преувеличенной радости, которую, помимо ее собственного желания и вопреки обстоятельствам, во всех направлениях рассылало ее тело.

Он вспомнил пересуды дядьев о том, что если женщина в одиночку отправлялась в Европу, то она скорее всего занималась там дурными делами, и потом даже по возвращении домой у нее не могло быть шансов найти себе достойного мужа. Но с тех пор, как он покинул дом, много чего произошло, и уж конечно, его больше не мог смутить прямой женский взгляд.

В Маракеше не только Мбарек, сын больного дядьки, позвавшего дать свою часть взноса на дорогу, втайне от отца торговал собой, но повсюду – в ночных барах, у рынка, практически на любом углу этого города даже скромно выглядевшие девушки и юноши предлагали себя за двадцать-пятьдесят дирхамов.

В последний день он забрел в район, где встретил только двух мальчишек, спросил дорогу и понял, что опять заблудился. Отчаявшись, начал плутать и пошел на запах корицы, куркумы, тмина, бадьяна, кориандра, гвоздики, перца, мяты, кожи, навоза, лежалого мяса, пота и всего этого вместе. Запахи бередили, отвлекали от маршрута, зазывали в прошлое, и оно казалось настолько полновесным, что точно не могло больше принадлежать тому, кто сегодня был так печален. Вскоре пряные и зловонные улицы заполнились потоком людей. Они вели навьюченных ослов, толкали повозки, катили велосипеды. У рядов лавок со специями дымок жареной рыбы напомнил о голоде и, подурачив чуть-чуть, вывел, наконец, на площадь. Снова он увидел заклинателя змей и акробатов, а в стороне – старика в темных круглых очках. Он был похож на слепого, но сразу же передразнил Амастана, изобразив гримасу, которая, должно быть, напоминала его растерянный вид: «Кажется, этот парень потерял своего осла, или осел с помощью магии напялил на себя личину парня», – проскандировал он. Народ засмеялся, старик ударил в бубен, и оркестрик подхватил ритм.

После вечерней молитвы пришел Мбарек и, побродив вокруг ломящихся от морской снеди прилавков, пройдя мимо сцепившихся на грязном ковре малолетних боксеров, они загляделись на танцовщиц в длинных платьях со звенящими подвесками. Музыка, их откровенные движения и самопоглаживания, распутство их толкающих на немыслимое взглядов, запахи этого города, веселый рокот голосов, упругие волны людей, треск куда-то спешащих мотороллеров казались сегодня объемнее, чем вчера или третьего дня и, словно опухоль, распирали изнутри, саднили, будто заноза. Невидимая, прозрачная стена отделяла его от всех остальных. Завтра эти люди будут точно так же высасывать сладковатый сок из клешней зажаренных на гриле крабов, подтрунивать друг над другом, расспрашивать о городских новостях, спешить домой с еще теплым хлебом, а его уже здесь не будет. Он вбирал в себя напоследок блеск глаз из-под платков, складки тканей, огруглость плеч, трепыхание грудей, все самое неуловимое и особенно все то, что напоминало ему о Ркие. Любая женщина сегодня казалась ему слабым отражением ее красоты и грации, танцовщицы же под светом газовых фонарей волновали и лишали его последнего мужества.

«Да как ты мог разглядеть, что они тебе улыбаются из-под никабов? – Смех кузена на мгновение перенес его в один из далеких дней празднования рождения Пророка, когда они взрывали петарды, хохотали без причины и набивали карманы сластями. – И разве ты не видишь, что это мужчины? Белены, что ли, объелся? Ну и деревенщина! А ведь сам мог бы зарабатывать, как они, ну или хотя бы, раз не умеешь так здорово танцевать, как я. Коль уж ты собрался ишачить на европейцев, не лучше ли это делать у себя дома и без особого труда?»

У роскошных гостиниц и ночных клубов фланировали по-европейски одетые юноши, подкарауливая какого-нибудь иностранца или богатого местного. «Погоди, познакомлю тебя с друзьями, – кузен подбадривающе хлопнул Амастана по спине, оставив свою руку висеть на его плече, – что делать, – работа как работа, ведь другой иногда просто нет. Утром можно учиться и подрабатывать, вечером встречаться со своей девушкой, а кому-то это даже нравится, не строй из себя невинного, и нечего судить других, это – грех».

Так что, когда негритянка в лагере перед отправкой около трех дней назад (или сколько их уже прошло с тех пор?) весело окликнула его по-французски, он не стал гадать, стоило ли с ней заговаривать и что сказали бы об этом дядьки. Другое дело, что его приготовления к отъезду из дома совпали с усиливающимися слухами о «черной опасности», о темнокожих перевозчиках наркоты, о ворах и, конечно, о проститутках. Занятый в ту пору своей предстоящей разлукой с Ркией, он не особенно вслушивался в новости и разговоры, и вот теперь эта опасность бесстыдно стояла перед ним.

– Не поможешь поднести вещи, а? – И Ами властно указала ему на коробку. – Там теплая одежда для малыша. Говорят, ночью в пути может быть холодно.