Аппассионата. Бетховен - [25]

Он помолчал и, сверкнув глазами, добавил:

— Я очень боюсь за тебя, мой мальчик. Подозреваю, что у тебя задатки настоящего музыканта. Для тебя это ничем хорошим не кончится, но от судьбы не уйдёшь. Как твоё имя?

— Людвиг ван Бетховен.

В отличие от других дней, предшествовавших дню рождения монсеньора, на этот раз, ко всему прочему, должно было состояться торжественное открытие Национального театра.

Улицы в Бонне были роскошно иллюминированы. За окнами рядами стояли горящие свечи, а некоторые лавки особенно привлекали зевак, толпами бродящих по улицам. В витринах кондитерских были выставлены торты, в центре которых возвышались сахарные посохи и кренделя с причудливо переплетёнными буквами М и Ф — инициалами курфюрста.

— Смотри, дядюшка Франц, вон там в лавке бюст из топлёного сала.

— Желание подольстить воистину безгранично. Но кареты уже подъезжают. Давай вперёд! Ты ползёшь, как гусеница, Людвиг.

Экипажи с грохотом подкатывали к освещённым светом канделябров воротам замка и входу в Национальный театр. Из них выходили кавалеры, снимали шляпы с широкими полями и из кружевной пены протягивали руки дамам, медленно поднимавшимся с мягких сидений и осторожно ставящим на подножки ноги в парчовых туфлях.

Урождённые дворяне и те, кто приобрели дворянские титулы за деньги, сегодня пользовались особой милостью. Шуршали шелка, в ноздри били смешанные с запахом жасмина ароматы духов, шелестели веера и сверкали бриллианты.

Парадный придворный костюм позволил Ровантини пройти на сцену. Один из лакеев хотел задержать Людвига, но дядюшка Франц, в отличие от отца, не привык, чтобы с ним так обращались.

— Мальчик должен будет нести мою скрипку, — небрежно бросил он.

Когда монсеньор — маленький невзрачный человек с яркой княжеской звездой на груди — вошёл в свою ложу, зрители тут же встали. Он покровительственно кивнул им, медленно сел и жестом предложил всем сделать то же самое.

Дамы с высокомерным кукольным лицом сегодня рядом с ним не было. Монсеньор сидел в ложе один, а за его креслом стоял граф Бельдербуш.

Тут на сцене засверкали огни, занавес таинственно расколыхался, и начался праздник в честь предстоящего дня рождения монсеньора, о котором завтра возвестит пушечный залп.

Занавес медленно отъехал в сторону, открывая декорации, изображающие сельскую местность в сказочной стране. Розалия, дочь старика Линдора, сидела на скамье и плела венки. Отец принёс ей дар муз — флейту, которую она хотела вернуть им сегодня. Эраст занимался приготовлениями к этому жертвоприношению. Линдор обручил его со своей дочерью. Народ громко запел. Появилась богиня Минерва и торжественно возвестила:

— Неделю продлятся эти счастливые времена. Многочисленные напасти ожидают также муз, и они, беззащитные и презираемые всеми, будут блуждать по стране...»

Тут голос мадам Гросман — слишком полной для роли Минервы — зазвучал:

— Так слушайте же! Но там, где Рейн течёт между скал, государь приютит их, окажет покровительство творцам искусства и сделает свой замок их обителью. И завтра настанет день, когда судьба подарит его миру.

— Но ведь он уже сидит в ложе и играет в трик-трак, — недоумённо прошептал Людвиг.

— Молчи, дурачок. — Ровантини слегка ущипнул его. — Это очень древнее пророчество. Но зато барон фон Хаген уж точно станет тайным надворным советником. Но смотри, смотри!..

На сцене маленький алтарь в роще вдруг превратился в роскошный, увенчанный пирамидой храм, украшенный фигурами, аллегорически изображающими княжеские добродетели. Мадам Гросман продолжила свою партию:

— Дивитесь! В этом храме вам надлежит, почтением преисполнившись к богам, им жертву принести и слушать, что вам они в дальнейшем возвестят, а я вернусь на небеса.

Это она сделала, попросту уйдя со сцены. Её место заняла муза Евтерпа, которая показала на верхушку пирамиды.

— Вы видите богов посланца? Он грядущий гений. Явись же!..

Людвиг даже скрючился от боли, когда Ровантини вдруг изо всех сил вцепился в его плечо. На вершине пирамиды появилась исполняющая роль грядущего гения изящная Фридерика Флиттнер, одетая мальчиком и похожая на беззаботно парящую в небе птичку. В левой руке она держала золочёный лавровый венок. Стоило ей чуть коснуться пирамиды, как загремели литавры, зазвучали фанфары, перед храмом раскрылся люк, и из него показался бюст курфюрста.

Все актёры разом рухнули на колени, и «гений будущего» плавно всплыл над сценой и возложил на бюст лавровый венок.

— Благословеннейший из всех царственных особ, богов любимец, один твой вид приносит счастье и радость дарит всем, и потому ты ещё долго среди нас пребудешь, мы без тебя осиротеем...

— Дядюшка Франц...

— Тсс! Тихо! — прошипел Ровантини. — Опера сейчас закончится, и тогда уже мой чер д. Уж я постараюсь своей скрипкой дать достойный ответ «гению будущего».

На сцене Линдор ещё произносил нараспев подхваченные хором строки: «Счастливейшие дни для нас настали! Да здравствует наш сударь! Да здравствует Фридрих Максимилиан!», а Нефе уже распоряжался за кулисами:

— Храм пусть останется! Только пододвиньте клавесин к бюсту! Зимрок, вы готовы объявить о выступлении Ровантини? Хорошо, только не забудьте сказать, что он исполнит одну из сложнейших скрипичных пьес.