Апостол Павел в свете Посланий - [7]
Разница в практике проповеди среди язычников и иудеев была в отношении к Закону. Для язычников Закон был пустым местом, для иудеев – святой книгой, законом жизни, символом Завета с Богом. Исполнение его было актом благодарности Богу. Требовать от язычников соблюдение Закона – значит заведомо усложнять действенность благовестия. И если контингент неофитов включает некоторое приобщение и принятие иудаизма («покорные Богу»), то суть полемики становится частично понятной: и Павел и иудохристиане не проповедовали среди девственно невинных язычников (в том числе и знакомых с разновидностями обрезания), но среди городских низов, частично знакомых с представлениями иудеев. Например, в зоне влияния синагог. Именно для них возможны колебания применительно принятия Закона, в том числе в части обрезания. Для носителей еврейской культуры такие колебания, как правило, не возникали. Примером может служить тот же Иаков, формально возглавлявший Иерусалимскую общину, равно как и наследовавшие ему родственники Иисуса. В среде «чистых» язычников то же исполнение обрезания, если и воспринималось, то в рамках, существующих в их обществах обрядов. Отвергнуть Закон для евреев значило отказаться от привычной для них картины мира, изменить их культурную матрицу. Причем не совсем понятным образом, ибо отрицания не носило характер полного отказа: Бог оставался прежним, но отказывался даже не от собственно Закона, но от знаковых идентификаций принадлежности соблюдения Закона. А Павел, фактически, не требовал большего.
Те же трудности возникали и перед самими проповедниками, апостолами, еврейского происхождения. Они, вне своего желания, пропагандировали за изменение картины мира, внутренне оставаясь иудеями. Отсюда и путанность сентенций Павла, натянутость его логических построений. Он не смог сам сменить свою культурную матрицу, оперируя доказательствами, построенными на материале Ветхого Завета.
Проповедь среди иудеев очевидным образом провалилась. Остались лишь городские низы, «покорные» Богу, их семьи и сопутствующие. В отличие от Христа, апостолы даже не пытались проповедовать в сельской местности. Выделить в качестве благодатной среды естественно можно женщин. Причём безотносительно социального статуса. Но здесь очевидная психологическая гендерная предрасположенность. Для них, как показала жизнь, действенны примеры из Ветхого Завета, воспринимаемые в качестве эмоциональных аналогий, и рассуждения, уместные в чисто иудейской среде. Для язычников, не знавших вообще о существовании Ветхого Завета, эти примеры могли впечатлить лишь в преломлении известных им верований. Но Павел, с присущим ему высокомерием иудея, не интересовался «ложными богами». Он был вестником «Бога указующего». Он увлекал своих неустойчивых слушателей лишь на непродолжительное время, периодически гневаясь на них за «отступничество».
О существовании «Павловых общин», ведущих своё происхождение от проповеди Павла, не сохранилось никаких сведений, даже в преданиях.
Глава 3
N. B. Замечания о деятельности Павла.
Павел – фанатик, человек не от мира сего, погруженный в «видение» и оставшейся в нем навсегда. Он погружен в него и воспринимает остальной мир как нуждающийся в немедленном спасении. В этом он видит свою миссию, он предназначен для неё. Он может говорить и думать только об этом и оценивать происходящее только с заданной точки зрения. Суть её посланий одна: крест и Христос. Именно Христос, а не Иисус, который его, в сущности, не интересует. Поэтому его послания малосодержательны с интеллектуальной точки зрения, хотя и наполнены эмоциональными экзерсисами. Они сводятся к гневливым комментариями «по поводу», но чувства и энергия в них высказанные подкупают. Но это не сознательная целесоустремленность разума, но эмоциональная зомбированность верующего. Как мыслитель он, очевидно, слаб. Но полностью состоялся как проповедник, Харизмой не обладая, он был, по-видимому, убедителен в спокойном собеседовании. Он закладывал зёрна в личных беседах, но в выращивании далеко не всегда добивался успеха. Недаром многие основанные им «церкви» быстро сходят со стези «истинной веры», подпадая под влияние, например, движений близких к иудохристианам. Лишь события 70 г. и гибель иерусалимской церкви с её мертвящим догматизмом позволили освободить дорогу для «языческого» христианства. Тогда и были использованы ростки, заложенные Павлом. Но, скорее, из прагматических соображений ритуалы иудаизма, наиболее непонятные и раздражающие паству, были преданы забвению без всяких ссылок на Павла. Восторжествовала теория «дел» совокупно с «верой». Была признана необходимость многих положений Закона в каждодневной практике, да и весь Закон в целом был включен в канон. На основе примера иудаизма начала формироваться организация церквей и их единого центра. В появившихся Евангелиях реминисценции по его поводу, а параллельные места цитируются без ссылок. Лишь во втором веке его имя вновь возникает из забвения, Скорее всего, это связано с деятельностью Маркиона. О нём пишет Лука в «деяниях Апостолов». Некоторые ссылки усматриваются у малоазиатских епископов.
Монография посвящена истории высших учебных заведений Русской Православной Церкви – Санкт-Петербургской, Московской, Киевской и Казанской духовных академий – в один из важных и сложных периодов их развития, во второй половине XIX в. В работе исследованы организационное устройство духовных академий, их отношения с высшей и епархиальной церковной властью; состав, положение и деятельность профессорско-преподавательских и студенческих корпораций; основные направления деятельности духовных академий. Особое внимание уделено анализу учебной и научной деятельности академий, проблем, возникающих в этой деятельности, и попыток их решения.
Предлагаемое издание посвящено богатой и драматичной истории Православных Церквей Юго-Востока Европы в годы Второй мировой войны. Этот период стал не только очень важным, но и наименее исследованным в истории, когда с одной стороны возникали новые неканоничные Православные Церкви (Хорватская, Венгерская), а с другой – некоторые традиционные (Сербская, Элладская) подвергались жестоким преследованиям. При этом ряд Поместных Церквей оказывали не только духовное, но и политическое влияние, существенным образом воздействуя на ситуацию в своих странах (Болгария, Греция и др.)
Книга известного церковного историка Михаила Витальевича Шкаровского посвящена истории Константино польской Православной Церкви в XX веке, главным образом в 1910-е — 1950-е гг. Эти годы стали не только очень важным, но и наименее исследованным периодом в истории Вселенского Патриархата, когда, с одной стороны, само его существование оказалось под угрозой, а с другой — он начал распространять свою юрисдикцию на разные страны, где проживала православная диаспора, порой вступая в острые конфликты с другими Поместными Православными Церквами.
В монографии кандидата богословия священника Владислава Сергеевича Малышева рассматривается церковно-общественная публицистика, касающаяся состояния духовного сословия в период «Великих реформ». В монографии представлены высказывавшиеся в то время различные мнения по ряду важных для духовенства вопросов: быт и нравственность приходского духовенства, состояние монастырей и монашества, начальное и среднее духовное образование, а также проведен анализ церковно-публицистической полемики как исторического источника.
Если вы налаживаете деловые и культурные связи со странами Востока, вам не обойтись без знания истоков культуры мусульман, их ценностных ориентиров, менталитета и правил поведения в самых разных ситуациях. Об этом и многом другом, основываясь на многолетнем дипломатическом опыте, в своей книге вам расскажет Чрезвычайный и Полномочный Посланник, почетный работник Министерства иностранных дел РФ, кандидат исторических наук, доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России Евгений Максимович Богучарский.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.