Апостол Павел в свете Посланий - [9]

Павел, будучи интровертом, мог дать волю своим внутренним эмоциям только вне массовой аудитории. Диктовка посланий, по-видимому, и определялась необходимостью «выплеснуть» бушующий внутри накал страстей, помимо плохого зрения и психических его особенностей.

Но Павел все же был знаком с логикой и, будучи опытным проповедником – практиком, понимал необходимость все же соблюдать хотя бы видимость логического доказательства. И он, по мере возможности, ищет его: принимая в качестве исходного более или менее подходящий пример, обычно текст из Ветхого Завета, он через довольно натянутую аналогию переходит к желаемому «доказанному» результату, который он уже искренне считает абсолютно достоверным. Иногда, заметим, он не забывает «исправить» и исходную цитату. Для убедительности. Но аналогия – это не доказательство.

Итак, «верующие благословляются с верным Авраамом, а все утверждающееся на делах закона, находятся под клятвой» (3:9), безоговорочно осуждаются, хотя в писании об этом нет ни слова. Хотя бы в силу того обстоятельства, что самого Закона во времена Авраама не существовало. Но вера требует осуждающего вердикта и Павел «получает» его.

Он не может остановиться и продолжает с железной неумолимостью свою логическую цепь рассуждений: «Ибо написано: проклят всяк, кто не исполнит всего, что написано в книге закона». Что означает, что прокляты будут все, ибо исполнить все написанное действительно невозможно. В этом Павел прав. Но он не хочет принимать во внимание, что любой закон лишь «идеальная норма», обозначаемый предел, к которому нужно стремиться по мере совершенствования, Это свет маяка в суете мира. Но для этого нужно признать постепенность исполнения предъявляемых требований к людям, в том числе к самому себе. Для Павла это пока недоступно. Но и он придёт к этому, но позже.

А пока: «А что законом никто не оправдывается перед Богом, это ясно, потому что праведной верой жив будет» (3:12). Т. е. вернулся в исходному тезису.

Но в устной речи «аргументация» такого рода весьма часто проходит, воспринимаясь без возражений. И далее следует повтор, почти в тех же выражениях: «А закон не по вере; но кто исполнит его, тот жив будет им» и совершает «объясняющий» переход к теме Христа: «Христос искупил нас от клятвы закона, сделавшись за нас клятвою (ибо написано: проклят всяк, весящий на древе»)», – игра на использовании однокоренных слов («проклят» – «клятва»), отождествляющая различность их значений, – «дабы благословение Авраамово через Иисуса Христа распространилось на язычников, чтобы нам получить обещанного Духа верою» (3:13–14). Т. е., получается, что Христос умер не во имя спасения от «первородного греха», но ради освобождения от «клятвы закона». Для доказательства можно использовать и цитату из Ветхого Завета, написанную по другому поводу. Последовательность столь же прямолинейная, сколь и произвольная: требуется обосновать получение Духа язычниками при принятии им веры. Для этого образуется цепочка не связанных между собой ситуаций: Обретение Авраамом веры (через провокацию жертвой Исаака) – «благословение в Аврааме всех народов» – связь «всех народов» с верою Авраама – отвержение Закона (невозможность его исполнения) – утверждение «праведный верой жив будет» – отмена Христом клятвы Закона – вера, даруемая язычникам («нам») – получение Духа язычниками. Всё последовательно, но при чём здесь логика причинно-следственных связей. Очевидно. что рядовой язычник мало что мог понять в этом, но при хорошем исполнении и доверии к исполнителю он мог просто довериться ему. Особенно, если он увлекся звучностью «кимвалом звучащих» имен в устах оратора, каким-то неясным образом связанных с тем именем, в значимости которого можно вполне быть уверенным – Иисусом Христом.

N. B. Еще раз хотелось подчеркнуть, что создаётся впечатление, что в этом и других фрагментах Павел обращается не столько к братии, но к самому себе, убеждая и убеждая себя в правильности своего предназначения, ища всё новые аргументы в защиту своего права на апостольство. Как известно, многократность повторения – необходимый элемент усвоения, «принятия», тех или иных идей, создания ощущения их привычности, чувства «своего» и перехода на подсознательный уровень ментальности. И когда это происходит, то уже не нужна многократность повторений, но появляется убеждённость владения «истиной». Для Павла, судя по его текстам, этот этап не завершился: он ещё нуждается в самоповторе.

В последующих строках он вновь и вновь возвращается к этой теме, рассматривая ее с различных сторон, добавляя новые аргументы, основанные на новых аналогиях. Но всё же основным адресатом являются галаты и насколько убедительны для них эти аргументы остаётся под вопросом.

Но внезапно, без всякой подготовки, Павел переходит к следующей аналогии: «даже человеком утвержденного завещания никто не отменяет и не прибавляет к нему», используя тем самым язык юриспруденции. Какое отношение к сохранению веры имеют юридические коллизии, ведомо только Павлу. Но аналогия показалась ему удачной и он энергично пытается развивать её: «Но Аврааму даны были обетования и семени его. Не сказано, и потомкам, как бы о многих, но как об одном: И семени твоему, которое есть Христос» (3:16). Не важно, что в конкретной ситуации Авраама речь шла с очевидностью об Исааке. Павлу нужно было имя Христа и он без колебаний ему присуждает наследование. И, считая, что Завет о Христе очевидным, легитимированным таким образом, безапелляционно утверждает, что Закон, появившийся спустя четыреста тридцать лет, не может отменять более раннее обетование. И заключительное утверждение, обретшее окончательную форму: «Ибо если по закону наследство, то уже не по обетованию; Но Аврааму Бог даровал