Апостол Павел в свете Посланий - [6]

Но продолжим наше чтение.

Павел волнуется о наболевшем: он переходит к изложению конфликта с Петром в Антиохии (здесь Петр. Где речь идёт о воможных конфликтах, там чаще появляется Петр). Отметим, что Антиохия была независимым от Иерусалима центром христианства, но значимым и для Павла и Петра. Сам термин «христианство» появился именно в ней. Отсюда их внимание к Антиохии. Павел не уточняет ни своей цели пребывания в ней, ни Петра. Он сосредоточен на самом вспыхнувшем конфликте. Очевидно, что христиане, с которыми сел за стол Петр, были из необрезанных. Но по прибытии «некоторых от Иакова» стал «таиться и устраняться, опасаясь обрезанных» (2:12). Опасения Петра разделили и другие иудеи, включая Варнаву (прибывшим с Павлом?). Павел не смог сдержать своего негодования перед их «отступничеством» и обвинил их в лицемерии. Для него лишь те христиане, кто «не живёт делами закона, но только верою в Иисуса Христа, чтобы оправдаться верою в Христа, а не делами закона» (2:16). И добавляет в качестве решающего аргумента: «ибо делами закона не оправдывается никакая плоть! (2:16). Не поясняя связи между «делами закона» и «плотью». Павел в послании вообще не останавливается на каких-либо объяснениях, он утверждает тезисы, афоризмы. Тем самым использует приёмы публичных выступлений. Впрочем, это неудивительно. Он фактически и произносит текст, диктуя его и увлекаясь движением его в эмоциональном развитии. И последующая его аргументация носит внешний ораторский характер: «Если же, ища оправдания во Христе, мы и сами оказались грешниками, то неужели Христос есть служитель греха? Никак!» (2:17). И далее переходит на привычный для себя набор утверждений: «Законом я умер для закона, чтобы жить для Бога. Я сораспялся Христу, и уже не я живу, но живёт во мне Христос. А что ныне живу во плоти, то живу верою в Сына Божия, возлюбившего меня и предавшего Себя за меня»(2:19–20). Повторяя, по сути, свой символ веры, но ссуженный до отношения «меня» и Христа. И заключительный, возможно, важнейший психологически для Павла тезис: «Не отвергаю благодати Божией; а если законом оправдание, то Христос напрасно умер» (2:21). В этом тезисе вся суть существования Павла. Он не живёт своей жизнью, но иной: он уже «во Христе» и плотские установления Закона лежат вне его земного существования. Как и всякий, живущий в «ином», он отвергает и жизнь «мира сего» и его Бога. Он «в теле Бога» (Недаром Павла обвиняли в гностическом искривлении). Но в «Господе», ниспосланным Богом Отцом, которого чтили иудохристиане и иудеи. Павел, погруженный в «еврейство», внутренне не может преодолеть этого раздвоения. Внутренне он еврей, но живущий в «теле Христовом».

И эту жизнь во мне Христа не может ни создать, ни укрепить никакой закон, никакие установления. К этому можно прийти только чувством, укреплять это чувство неизбывной верой, что «Христос не напрасно умер». Жертва принята не только Богом, но и людьми. Их верой!

N. B. В главе описан один из первых, обозначенных в литературе, конфликтов по поводу существа христианского самоопределения, роли догматов и отражающих их ритуалов.

Что значит быть христианином? Вера или ритуал? Является знаковым для христианина отказ от иудейских установлений? – Конфликт обнажил всё различие мнений и остроту разногласий. К ним можно добавить и другие вопросы: Что есть народ Божий? Подлинный Израиль Божий?

Для Павла он состоит из одной личности – Мессии, являющейся единственным подлинным Израилем = Сыном Человеческим. Все, в том числе и иудеи, теряют свою идентичность прежнюю при обретении новой, привнесенной воскресшим Мессией. При создании символики новой идентификации Павел пользуется привычным приоритетом Израиля Библейского – символа иудейской исключительности.

И последнее. Аргументация с обеих сторон конфликта носит очевидное иудейское происхождение. Другой они не владели. Ведь христианство пока лишь иудейская секта с неясным будущим.

Отступление: о проповеди

Проповедь любого толка, особенно претендующая на изменения мировоззренческого уровня, эффективна среди людей неустойчивого социального статуса (в том числе и интеллигенции) и в местах значительного скопления людей, пребывающих в условиях достаточно развитого коммуникационного воздействия. Такие условия и раньше и теперь создаются в условиях достаточно крупных городов, Особенно столичных и портовых, в среде социальных низов и близких к ним, Представляющие их люди выбиты из устойчивых социальных связей, озабочены каждодневным выживанием и, очевидно, восприимчивы к к стремлениям надежды и «любви» как средства заботы и сострадания и взаимопомощи. Они нуждаются не в «религиях наказания», характерных для языческих обществ, но в «религиях спасения», ориентированных на обещания «нового мира» существования здесь, на Земле.

И Царство Божие, которое они увидели частично через иудаизм, но преимущественно в христианстве, освятило их дальнейшее существование. Недаром многие ранние христианские общины носили в той иной степени коммунистический характер. Наиболее последовательные из них унаследовали от иудеев – ессеев полный отказ от собственности. Это был принципиальный момент в истории общественной мысли (европейской). Собственность делает невозможным «истинное», угодное Богу, совместное существование людей как общности (в отличие от киников, которые паразитировали на остальном обществе). Провозглашалась возможность производящего общества без частной собственности при сохранении общей (в Кумране; в Дамасской общине признавалась и частная). Впоследствии этот принцип унаследовали христианские монастыри.