Апостол, или Памяти Савла - [42]

– Спасибо, молодой человек, – сосед снял шапку и положил на колени. – А я вас вроде в самолете видел. Из Сибирска прилетели?

– Да.

– По делам там были, или как?

– По делам, – сказал Дорохов.

Сеня предлагал его встретить на машине, звонил накануне. Дорохов поблагодарил и отказался. Сеня зимой не водил машину. Чтобы встретить Дорохова, ему бы пришлось раскочегарить отцовскую «Победу». Ни к чему это.

Автобус ехал по Каширскому шоссе, за окнами проносились многоэтажки.

Отец встал в пять, пошел в гараж, прогрел «Москвич». Мама сделала яичницу с гренками. Когда оделись, она крепко обняла Дорохова и долго так держала. Потом поцеловала в щеку, сказала:

– Присели…

Отец сел на табуретку, Дорохов на подзеркальник, мама – в кресло в большой комнате.

– Мишка, тетю Таню целуй от нас, – сказала мама и встала. – И кури поменьше! Слышишь?

– Пока, мам, – сказал Дорохов. – Я мало курю. Позвоню, как прилечу.

– Помни, что я тебе говорила. В Баянауле в августе чудесно.

Мама накануне уговаривала Дорохова приехать летом. Чтобы они, как прежде, поехали в Баянаул на машине.

– Ма, я лучше зимой к вам. Пока, ма. Я позвоню, как прилечу.

Они с Тёмой и Сеней планировали в конце сентября поехать в Гурзуф. Они уже были в Гурзуфе в прошлом году – сказочное место. Артек рядом, скалы Адалары, Ай-Даниль, Ботанический сад. До Ялты рукой подать. Договорились с хозяйкой, что напишут ей, предупредят, чтобы оставила за ними сараюшечку.

Отец выехал со двора на Проспект Мира. Светофор на перекрестке мигал желтым. Дорохов зевнул. Спать хотелось отчаянно. Он допоздна сидел у сосны и смотрел фотографии в огромном зеленом альбоме. Потом выпил пару рюмок «Ахтамара» и слушал пластинку Никитиных. У него было несколько кассет с Никитиными, он любил «Балладу о Марии-Анне» и «Бричмуллу». А больше остального он любил «Сон об уходящем поезде». Осенью выпустили пластинку Никитиных. Он купил две штуки в «Рапсодии», на Кирова. Одну пластинку послал маме. Она тоже любила Никитиных. Она и Визбора любила, и Вероника Долина ей нравилась. А от Галича мама однажды просто оторопела. Дорохов на втором курсе привез кассету.

«Быть бы мне поспокойней – не казаться, а быть. Здесь мосты, словно кони, по ночам – на дыбы. Здесь всегда по квадрату на рассвете полки. От Синода к Сенату – как четыре строки».

«По-осеннему деревья налегке. Керосиновые пятна на реке. Фиолетовые пятна на воде. Ты сказала мне тихонько: „Быть беде…“. Я позабыл твое лицо, я пьян был к полдню! Я подарил твое кольцо – кому, не помню…»

«Господи, Мишка! – сказала мама потрясенно. – Я же никогда этого не читала и не слышала! Господи, какое чудо!..»

Дорохов смотрел на фотографии с пояснительными подписями четким отцовским почерком («Мы с Танюшей застряли в грязи подЧелябинском, меняем проколотое колесо»), стряхивал пепел в автомобильную шину и по третьему разу слушал «Сон об уходящем поезде».

«Один и тот же сон мне повторяться стал. Мне снится, будто я от поезда отстал. Один, в пути, зимой, на станцию ушел, а скорый поезд мой пошел, пошел, пошел…»

«Черт, да это же я от поезда отстал. Скоро тридцатник, а кто я, что я? Посредственность. Обычный мэнээс, нормальный графоман. А где-то – «…любят лечь – так лечь. А рубят – так с плеча …» Ничего, ничего. Прорвемся».

Он лег спать во втором часу, а в половине шестого мама его разбудила.

– Не выспался? – сочувственно спросил отец, когда они выезжали из двора. – Сидел, конечно, допоздна?

– Ничего, пап. Посплю в самолете.

– Тебе завтра на работу надо?

– Совершенно не обязательно, – сказал Дорохов. – Я в отпуске до пятницы. А тебе надо?

– Заеду на пару часов. Провожу тебя и заеду.

Дорохов знал, что отец заедет не «на пару часов», а на полдня. Сроду такого не было, чтобы отец больше суток отсутствовал на заводе.

Они проехали мимо телецентра. Дорохов увидел ярко освещенную проходную и вспомнил, как они с Ковбоем сняли тот флажок.

– Ковбой-то – в Москве живет, – сказал он. – Знаешь?

– Кто? А, Валера, – отец кивнул. – Подельник твой. Да, ты говорил. Так они же, вроде, давно переехали. Чего ты вдруг вспомнил?

– Да так. Он жил тут неподалеку. С Аркашей Самсоновым в одном доме. Вот в этом.

Он показал на пятиэтажку слева.

– Видишься с ним в Москве? – отец поправил очки.

– Нет, – Дорохов покачал головой. – Так ни разу и не видел. Года три назад, когда домой приезжал, слышал от кого-то из «ашников», что он физфак закончил.

– Он толковый был парнишка, – сказал отец. – Воспитанный. Когда звонил – всегда «пригласите, пожалуйста, Мишу». Хороший парень.

Дорохов тоже улыбнулся, вспомнил, какой скандал однажды разразился в школе из-за Ковбоя, это уже в десятом классе было. Валера здорово разбирался в футболе, сам хорошо играл. Вокруг него всегда были ребята, которые интересовались футболом. Они ходили с блокнотами, где были таблицы игр на сезон. Стояли возле столовой и обсуждали: как сыграл «Пахтакор» с «Черноморцем» и «Зенит» с киевским «Динамо». Ребят становилось все больше, и обсуждали результаты игр они все азартнее. А потом какая-то падла настучала. Оказалось, что толковый и воспитанный Ковбой уже вторую четверть руководит школьным тотализатором. Ставки скромные – рубль, полтора. Но Ковбой успел приобрести кассетный магнитофон «Легенда» и коньки «Ботас». Никто из болельщиков не раскололся. Ковбоя таскали к директрисе. Но он молчал, глядел на директрису невинно и обиженно.